Еще в детстве Муромцеву довелось услышать о себе любопытное предсказание: якобы ему предстояло стать президентом русского Национального собрания. А играл этот странный ребенок в «государство», сочиняя конституцию и издавая газету для воображаемой страны.
«Председатель Юридического общества, городской и земский гласный, независимый по состоянию, всегда такой же красивый и величавый, спокойный и замкнутый, всеми уважаемый издалека, но для посторонних непроницаемый», – таким его знали москвичи. Муромцев показал себя хорошим председателем на ноябрьском земском съезде и на ответственном заседании Московской городской думы 15.X.1905. С апреля 1905 г. готовился к председательству в Думе, составляя проект ее будущего Наказа (регламента) и намечая даже такие мелочи, как покрой сюртука председателя.
Благодаря соглашению почти всех депутатов Муромцев был избран почти единогласно. При предварительном голосовании за него оказалось 426 записок из 436, после чего решили даже не проводить баллотировку шарами, так как итог был очевиден.
Зная о предстоящем избрании, Муромцев, однако, не заготовил председательской речи и составил ее непосредственно на заседании, после подачи записок. В этом историческом выступлении Государь именовался конституционным Монархом – первая ласточка непонимания, которое пройдет красной нитью через всю историю Думы. Позже Муромцев утверждал, что «сферы» просили его не употреблять слово «конституция». Однако в отличие от Государя он предпочел выразиться откровенно.
Особенность председательства Муромцева была в его величии. Депутаты-крестьяне говорили, что он ведет заседание как обедню служит. «Муромцев имел репутацию председателя Божией Милостью», – писал Маклаков. «Он не говорил, а изрекал», – вспоминала Тыркова-Вильямс.
Кн. Оболенский писал, что «Муромцев по натуре был талантливым актером. Как в частной, так и в общественной жизни он всегда несколько позировал». Вот и теперь он «изучил свою роль во всех деталях». «Нигде, ни при каких условиях он не забывал своего высокого положения. Выработал себе манеры, жесты такие, какие, согласно его артистической интуиции, должна была иметь его председательская особа. Мне казалось, что он даже ел и спал не так, как все, а "по-председательски". И, несмотря на то, что во всем этом искусственно созданном им облике было много наигранного и напускного, всем казалось, что такой он и есть – торжественный, величавый и властный».
Председатель обращался к Думе с почтительной вежливостью: «Угодно Думе постановить выразить через председателя благодарность за полученное приветствие?», «Когда угодно будет приступить к обсуждению этого предложения?». «Угодно Государственной Думе признать этот вопрос спешным?». «Вам угодно еще раз говорить или вы окончили?» «Кто этот запрос, обращенный к председателю Совета министров, принимает, тот благоволит сидеть, кто против этого запроса, тот встает». Впрочем, такая вежливость – в стиле людей того времени. Председатель Г. Совета употреблял те же формулы.
«Он был председатель для торжественных дней, не для черной работы; для избранных, а не для толпы; скорее напоминал церемониймейстера, чем руководителя», – отмечал Маклаков.
Муромцев не только сам относился к Думе с невероятным почтением, но требовал того же и от других. «Я прошу слова "упрек" не повторять по отношению к Г. Думе» – перебил он одного из ораторов.
