В числе этих якобы ничтожных преступлений, подходящих под действие настоящего законопроекта, Замысловский называл, ни много ни мало, принадлежность к преступному сообществу, поставившему целью ниспровержение существующего общественного строя, преступные воззвания, призывы к бунту, создание революционных типографий.
Маклаков не соглашался. У него состоялся с Замысловским целый юридический поединок. Кадетский оратор доказывал, что крепость у нас назначается за совершенно незначительные проступки, которые напрасно квалифицируются как принадлежность к преступному сообществу.
«Найдут у какого-нибудь студента первого или второго курса литературу, которую ему подбросил тот, кого он не хочет назвать», и человек осуждается не по ст. 132 – хранение вредных сочинений без их публичного распространения, а по ст. 126 – принадлежность к преступному сообществу с целью ниспровержения существующего государственного строя. К крепости присуждаются «люди 18-19 лет, люди совершенно юные, люди, которые попали в ту горячку, в которой не устояли и более зрелые, стойкие люди, виноватые только в том, что были знакомства, которых они не отклонили, были разговоры, которых они не избегли. … Я вам скажу одно из последних моих жизненных впечатлений: студент 3-го курса, сын почтенного отца, принадлежащего к нашей московской магистратуре, осужден на 2½ года крепости по обвинению в принадлежности к сообщничеству только потому, что были знакомые, которых он не выдал, и были книги, которые к нему принесли. (Смех справа; звонок Председателя). Да, пусть скажет Замысловский, разве, когда он был прокурором, по этим признакам не предъявлял он обвинения по ст. 126?».
«Нет, член Думы Маклаков, – возражал Замысловский, – я подобных обвинительных актов не подписывал, потому что подобные обвинительные акты, конечно, составлены с полным нарушением законов». По уголовному уложению карается не хранение преступных изданий вообще, а хранение с целью распространения их. Потому за хранение 5-10 разнотипных листков студенту ничего не будет, а за хранение однотипных воззваний его привлекут не за принадлежность к преступному сообществу, а именно за хранение с целью распространения, за что полагается лишь 3 месяца тюрьмы.
– К трем годам, – не выдержал тут Маклаков и крикнул с места, за что Председатель напомнил Наказ ему, отцу Наказа, прося не говорить с мест.
Получив затем слово, Маклаков повторил:
– Не три месяца, а три года крепости полагается на основании ст. 132.
– Это максимальное, – уточнил Замысловский.
– Это максимальное наказание три года крепости, минимальное наказание не указывается в законе, это знает депутат Замысловский, и нельзя говорить о трех месяцах потому, что наказание, которое может быть назначено судьей, может быть меньше.
Видимо, Замысловский, говоря о трех месяцах, имел в виду, что практически суды назначают именно такое небольшое наказание. В таком случае, так как это срок менее 1 года 4 мес., на хранение нелегальной литературы тоже распространялось действие настоящего законопроекта. Равно как и на принадлежность к преступному сообществу, которая, однако, «должна быть доказана не только хранением литературы, но еще и иными весьма вескими уликами».
Маклаков так и не согласился и вновь говорил о том, что «на годы заключения в крепость» можно попасть за хранение нелегальной литературы, «только за то, что человек не выбирал достаточно своих знакомых, не запрещал себе мечтать и читать о том, что его интересует». «И мы видим на каждом шагу, если не гимназистов, то студентов, которых обвиняют в принадлежности к сообществу, поставившему себе целью ниспровергнуть существующий общественный строй, и достаточно, чтобы какой-нибудь юноша увлекался идеей национализации земли, которая подводится под ст. 126».
