«Как курьез, – писала та же газета днем раньше, – следует отметить, что непоэтическая кличка уже вчера довольно бойко пошла в ход в залах думы и грозит сделаться прочным псевдонимом г. Соколова».
Несколько загадочно было, что новичок Шидловский оказался наедине со скандалом, а прочие члены президиума остались в тени. Больной инфлюэнцей кн. Волконский лежал в постели. «Биржевые», явно со слов уважаемого ими Хомякова, написали, что Председатель Г. Думы, как только начался скандал, приехал в Таврический дворец и совещался в своем кабинете с Шидловским и представителями фракций.
Что, в сущности, страшного сказал Родичев? Как случилось, что такой серьезный скандал разразился из-за мимоходом сказанной фразы, не имевшей особой связи с речью оратора? Ведь левые всегда твердили, что акт 3 июня – это государственный переворот. Это мнение уже стало общим местом – так, по некоторым данным, выразился Шидловский. Один из лидеров октябристов говорил в кулуарах: «Господа, в общем Родичев не сказал ничего необычного. Левые по поводу акта 3 июня говорили более резкие вещи: форма Родичева наиболее допустима…»
Правые объясняли свой «взрыв негодования» защитой Царского манифеста: «для русских людей Царское слово никогда не станет «общим местом», а всегда будет их святыней, касаться которой нечистыми руками они не позволят». К стенографическому отчету заседания 4 декабря приложен протест правых против того, что Председатели неоднократно не останавливали ораторов за недопустимые выражения о манифесте 3 июня, даже когда 2 декабря в вечернем заседании Чхеидзе назвал «переворот» 3 июня «величайшим преступлением». О родичевском инциденте в протесте не говорится – видимо, он был составлен до скандала.
Но только ли в манифесте 3 июня корень негодования? Вероятно, причина скандала была глубже. Во-первых, сама речь Родичева, произнесенная во славу украинского сепаратизма, не могла не вызвать законного возмущения патриотически настроенной части Г. Думы. Во-вторых, законопроект о местном суде правые находили неприемлемым, чувствовали, что не смогут ни провалить его, ни, тем более, улучшить. Потому их нервы были на пределе.
«Свет» отозвался на прения по ст. 11>1 отличной передовой. Прения по этой статье, писала газета, не могли пройти спокойно. «Могли ли депутаты из инородцев и русские депутаты, готовые каждую минуту принести интересы России в жертву интересам инородческим, не воспользоваться случаем обнаружить свои истинные чувства к народу, представителями которого так нагло себя именуют? Разумеется, грузинский социал-демократ Чхеидзе понес обычный революционный вздор, закончив его диким воплем: «долой черносотенцев (т. е. русских людей, осмеливающихся помнить, что они русские), долой черносотенных министров (т. е. представителей правительственной власти, твердо сознающих свой долг перед Государем и страною)». Разумеется, выступил г. Родичев и, разумеется, произвел скандал, едва не кончившийся дракой.
Все это необыкновенно печально, ибо доказывает, что плодотворная работа Думы будет и впредь тормозиться далеко не малочисленной группой озлобленных инородцев и полоумных интеллигентов «без отечества», в стиле г. Родичева. В одном из высших русских гос.учреждений нельзя произнести слова в защиту русской национальности, русской государственности, преимущественных прав русского языка, чтобы не вызвать ряда оскорбительных выходок, грубейшей брани, цинического издевательства и, главное, клеветы, клеветы без конца.
