Октябрический режим. Том 2 - страница 94

«Обывательский» довод Щегловитова вызвал возмущение и оппозиции, и центра.

Маклаков сравнил речь Щегловитова с выступлением Председателя Совета Министров во II Г. Думе. Если Столыпин обосновывал необходимость иногда отступать от закона ради блага государства, то Министр Юстиции пошел далее и отказался различать закон и беззаконие, выставив «теорию хозяйского произвола». Ныне «прошло время закона и наступило время неограниченного хозяйничанья по праву хозяина».

Выступление Маклакова, названное кем-то из его сочленов по Думе «защитой защиты и прокурорской речью против генерал-прокурора», было награждено 5-минутной овацией центра.

Другие ораторы не делали таких глубокомысленных выводов и просто требовали ставить закон превыше всего.

Соколов 2, например, находил правильным вместо устранения изобличенного защитника из тюрьмы заменить его властью председателя окружного суда. «…будет поздно», – заметили справа.

Призывая соблюдать закон независимо от очевидности преступления, оратор привел такой пример. «Представьте себе, что завтра вы здесь не досчитаетесь 10 чел., и вам скажут, что они посажены в тюрьму». Незаконность была бы в том, что во время сессии неприкосновенность депутатов может быть нарушена только с согласия Думы. «Вы сделаете запрос Министру Юстиции, а вам на это Министр Юстиции скажет, что среди вас есть такие архаровцы, что их прямо в острог тащи, о чем же тут еще и Думу спрашивать, а вы (обращаясь вправо) будете хохотать, ликовать, будете с восторгом слушать. … Поздравляю, гг., с такого рода отношением к закону».

Оратор закончил свою речь намеком, что, мол, пора бы Министру Юстиции прочитать в Основных законах, что Российская Империя управляется на точном основании закона.

К оппозиции примкнул и центр. «…г. Министр Юстиции развил целую доктрину, целую теорию, я бы сказал, незакономерности, – говорил Гучков. – Он объяснял необходимость издания циркуляра целым рядом соображений, которые он называет обывательскими, он старался с точки зрения целесообразности, практичности, необходимости доказать, что он в данном случае был вынужден нарушить закон».

Подвывали и левые ослы: «Мы думаем, что закон законом, министерская квартира министерской квартирой, а тюрьма тюрьмой. В тюрьме действует закон, а из министерской квартиры можно удалять и посредством физического воздействия».

Напротив, правые, находя циркуляр закономерным, заявили, что будь он и незакономерен, не усмотрели бы в нем «ничего предосудительного» ввиду опасного положения в тюрьмах. Иными словами, правые провозгласили то самое первенство целесообразности, о котором не стал говорить Министр Юстиции.

Положение в тюрьмах

Обосновывая необходимость запрещать иным защитникам доступ в тюрьмы, Щегловитов указывал на злоупотребления правом свиданий с подзащитными наедине. По словам Министра, это «хроническое явление» наблюдается с 1906 г. Защитники приносят не только письма с воли, но и левые газеты, «чтобы подсудимые не отставали от событий общественной жизни», – острил Министр.

Щегловитов привел целый ряд примеров, указав, в частности, что Лапина, обвинявшаяся в организации покушения на убийство военного министра Редигера, вела через защитника переписку с северным летучим отрядом, а в Одессе арестанты утверждали, что защитники принесут им бомбы и оружие.

Примеры Министра не произвели никакого впечатления на центр и оппозицию. Довод о газетах был признан смешным, сведения об одесских арестантах – вымышленными, причем Маклаков заявил, что вынесение на думскую кафедру ложных сведений, полученных от секретных агентов, – это «государственный скандал». В целом злоупотреблений со стороны защитников так мало, что Министр не смог собрать более веский фактический материал для своего выступления. Случай с Оголевцом, послуживший основанием настоящего запроса, – не преступление, а «анекдот», и «ни один самый остроумный юморист не придумает более комической обстановки, чтобы применить этот циркуляр». Посему в нем не было и необходимости.