Ольга. Хазарская западня - страница 12

Но время шло, память о Вещем стиралась. А вот о том, что дань Олег Олегович собирал не для себя, а для князя Игоря, который не являлся ни чародеем, ни волхвом, ни сыном бога, ни даже сыном Вещего, но был пришлым новгородским варягом, червонные князья, да и сам Моровлянин не забывали. Однажды их тлеющее недовольство вспыхнуло пожаром мятежа и войны. Им не повезло, их бунт был подавлен – не без участия Свенельда, между прочим. В исходе той брани Киевская держава приросла подвластными землями. Но полюдье в мятежных краях по-прежнему оставалось делом опасным. А к древлянам добавились ещё и отданные червонными князями в качестве виры восточные лендзяне, и неукротимые уличи, покорить которых не сумел даже Вещий.

Пять лет назад ходить к ним вызвался Свенельд. Впервые представ перед очами князя Игоря, Свенельд самоуверенно заявил, что храбрость – его заработок. И это было не пустое бахвальство. Оставшись в Киеве после наёмной службы у греков, он быстро взобрался на вершину власти Киевской державы. Не одна храбрость, понятно, вознесла его – ещё и хитрость, и ловкость, и прочие уменья, о которых князю Киевскому знать не следовало, и которые Свенельд готов был проявить за серебро и золото. Сбор дани для князя Киевского в землях недовольных он, разумеется, тоже мыслил услугой небезвозмездной.

Свенельд начал готовиться к своему первому полюдью задолго до осени, даже ещё до того, как ему удалось убедить князя возложить на него обязанность собирать дань. Он был уверен, что помощью своей знатной полюбовницы, сестры князя Киевского, княжны Предславы, и собственными способностями добьётся желаемого.

Всю весну после усмирения мятежников Свенельд провёл со своими людьми на ловах. По возвращении из Царьграда в Киеве с ним осталось около двух десятков варягов, признавших его своим воеводой. Охотился он не ради дичины и дорогого меха. Целью являлись малопригодные в этом качестве волки. Оголодавшие после зимы лесные хищники теряли всякий страх и нападали на домашний скот, нанося окрестным вервям немалый урон. Но и не ради страдавших от зверей сёл выезжал Свенельд на лов. Он дюже уважал волков. Велеты, народ, из которого происходила мать будущего киевского воеводы, считали лютого зверя прародителем. Серые хищники были справедливы, верны своей близкой стае, убивали лишь из необходимости. А некоторые не знавшие меры люди поступали так, что воевода скорее пожалел бы волков. Но сейчас ему требовались волчьи шкуры.

Покорённым народам его дружина должна была показаться не простым воинством князя, а стаей самых настоящих оборотней. Древляне боялись Вещего, считая его чародеем и сыном Сварога, а уличи будут бояться его, Свенельда, потому что он станет для них волкодлаком, крадущим не только жизнь, но и посмертие. Подобная мысль пришла воеводе в голову после того, как ему удалось запугать и склонить на свою сторону Ворчуна. От него он узнал, что уличи относились к лютому зверю с не меньшим трепетом, чем велеты, и тоже вели свой род от волка.

Во время полюдья Свенельд приказал своим гридням накидывать поверх кольчуг волчьи шкуры и завывать по-звериному каждый раз, когда они приближались к местам стоянок дружины.

Его первое полюдье стало не обыкновенным походом за данью, а настоящим представлением. Свенельд заводил с князьями и старейшинами древлян, лендзян и уличей леденящие кровь речи и не скупился на угрозы. Рядясь в обличье волкодлака, он вдохновенно изображал жестокого оборотня. Данники боялись его, ненавидели, не раз пытались убить. Но на второе и третье полюдье восприняли приезд Свенельда к ним как должное, а в четвёртый – его едва ли не приветствовали. Тогда в землях уличей он почувствовал себя повелителем, князем. Во всех крупных поселениях у него имелись постоянные хоти для наложных утех, ожидавшие и с радостью встречавшие его – с жёнами воевода всегда был ласков и щедр; прикормленные соглядатаи, вроде Ворчуна, доносившие о людских настроениях, о недоброжелателях и недовольных; уважительные старейшины, успевшие разглядеть под личиной безжалостного нелюдя разумного мужа и выдающегося вождя. Большинство уличей больше не испытывало к нему ненависти, а некоторые даже обращались за советом, просили рассудить прения, защитить от степняков.