На сей раз, однако, строфы, вышедшие из-под пера Иегуды, были рождены не столько вдохновением, сколько усилием воли. И ценность их заключалась не в одной словесной красоте. Тайно донести важное знание важным людям – вот какова была благородная задача пятистишия.
«Да услышит Хазарский каган и шёпот соглядатаев, и громкий глас советников. Да пребудет милость божья с этими людьми, презревшими выгоду ради мира» – так должен был толковаться иносказательный смысл его поэтического творения. Кроме того, последние буквы каждой строфы пятистишия складывались в сочетание слов, по-славянски означавшего «каган русов». Этот поэтический приём назывался по-гречески акростих.
Иегуде следовало написать ещё несколько отрывков, чтобы тайнопись читалась следующим образом: «Каган русов. Кустантина и Херсонес. Сговор. За торг в Кустантине. Поход руси на Самкерц. Новым летом. Во главе сын кагана. Спасайтесь сами. Сберегите нас».
Когда остроумный замысел пришёл ему в голову (а кому бы ещё он мог прийти?), Иегуда поделился им с Авраамом. Парнас поддержал его затею. Теперь от Иегуды требовалось сочинить пятистишия, а парнасу Аврааму переписать их собственной рукой. После этого они скрепят листы харатьи со стихословиями в книгу и отправят в Тмутаракань в качестве дара Киевской иудейской общины своим единоверцам с берегов Сурожского моря. Так это будет выглядеть в глазах непосвящённых. Об истинном назначении дара не узнает даже гонец, который повезёт книгу ребе Хашмонаю, главе иудеев Самкерца-Тмутаракани. А мудрейший, образованнейший и, стало быть, знающий, что такое акростих, Хашмонай сможет её правильно прочесть.
Осталось только исхитриться отправить человека из Киева в Самкерц-Тмутаракань так, чтобы он совершенно точно добрался до места назначения. Эту часть их замысла должна была устроить княжна Предслава, и Иегуда не сомневался, что сестра князя Киевского справится с ней наилучшим образом. Она ведь возжелала получить за свою услугу изрядную меру серебра. Иегуда хмыкнул, подумав, как напрасно порой обвиняют в алчности его народ, а вот та же княжна Предслава подвержена греху сребролюбия не в меньшей степени. Иудеи, конечно, заплатят ей. А почему бы и нет, ведь это серебро затем вернётся обратно к Иегуде в качестве заёма.
Застава на правом берегу Днепра
В ста пятидесяти вёрстах от Киева вниз по течению Днепра на высоком правом берегу возвышалась дозорная вежа. Напротив неё, обвиваемые серебристыми рукавами Днепра, лежали два больших острова. Левый берег реки был низинным и ровным, правый же, изрезанный оврагами и рытвинами, являлся местом, удобным для укрывательства всякого разбойного люда. В этом месте через Днепр проходил один из бродов, красноречиво зовущийся Татинец23. Брод никем не охранялся до тех пор, пока Свенельд во время своего третьего полюдья в землях уличей не велел возвести здесь вежу, оборонительные валы и стены и переселил в крепость для дозора людей из близлежащих весей.
Прошлой зимой, когда Свенельд находился в Ладоге, за данью к уличам из Киева отправился Ивор, сын Асмуда. Когда киевский воевода был в поселениях на Тесмени, с ним пришли воевать варяги, нанятые князем Пересечена. Прежде они укрывались в крепости у Татинца. Вместе с варягами киевской дружине противостояло ополчение уличей и печенеги из недружественного Киеву кочевья. Не собрав дани в самых богатых поселениях на Тесмени и Днепре, Ивор вынужден был отступить.
