Остров Карачун - страница 15



– Привыкнешь. От них особой пользы нет, мы же не шпионим ни за кем, но поболтать иногда интересно.

Следующими говорунами оказались скульптуры в Священном Парке. И их рассказы нужно было делить натрое, Ерофей объяснил, почему.

– Раньше статуи богов не ваяли. Не было такого у славян никогда, у них камень не в чести. Из дерева идолов резали, очень редко каменные глыбы подходящие чуть-чуть обтесывали. Но это было не изображение бога, скорее, знак, отметина места силы. Знак, который со временем сменили священные деревья – вот они шорохом ветвей волю свыше донести могут. Волхвы язык листвы почти позабыли, мало кто понимает, но кто понимает, тот и дуб, и яблоню, и клен всегда послушает, запомнит и другим перескажет. Поверят или нет – другое дело, но услышать можно.

– А статуи тогда зачем?

– Для красоты. Как дань уважения и в некотором роде похвальба. Вот мы, люди, какие! Изображаем богов искусно, по своему образу и подобию. Примите дар и радуйтесь тому, что мы вас не забываем и богато почитаем.

– Боги радуются?

– Богам все равно, – ответил дед Ерофей. – Чем бы люди ни тешились, лишь бы ничего не просили и не воевали.

Позже, уже в старших классах школы, изучив достаточное количество учебников истории, Галина поняла, что дед Ерофей объяснял все слишком прямолинейно – а, в общем-то, как еще объяснять семилетнему ребенку?

Парковое искусство вошло в моду на континенте около сотни лет назад. Вдоль аллей выстраивались горнисты и барабанщики, футболисты, легкоатлеты, стройные девочки с мячами и веслами – напоминая о том, что здоровый дух существует только в здоровом теле. Пропитанный колдовством Карачун сбрасывал с постаментов гипсовых хлеборобов со снопами, птичниц, кормивших цыплят, и детей, демонстрирующих прохожим початки кукурузы. Не терпел навязанного поветрия, а, может быть, стыдился перед богами. Это породило отдельное островное искусство, начавшееся с поставленной в парке статуи Велеса. Скульптор изваял скотьего бога сидящим на камне, прижимающим копытом к колену лист, испещренный загадочными письменами. Другой, нормальной человеческой рукой, Велес держал короткий узорчатый посох. Голову бога покрывал рогатый шлем, на плечи была наброшена шуба.

Скульптуру торжественно установили в начале короткой кипарисовой аллеи, и она быстро стала местом паломничества. Шли к ней не волхвы, которые к новшеству отнеслись настороженно и даже поговаривали о богохульстве. Шли простые люди, видевшие в мраморном олицетворении то, чего им не хватало в хвойных деревьях – суровое лицо, каменный взгляд, увесистость. Учитель Ерофея, враждовавший с волхвами, не удержался и пару раз заставил губы Велеса зашевелиться. Так, чтобы казалось, что статуя отвечает на просьбы. Это вызывало волну народного восхищения и головокружение у скульптора, уверовавшего, что он стал проводником божественной силы. В Священном Парке установили статуи Живы и Мокоши, мастерская скульптора разрослась до школы с тридцатью учениками, в путеводителе по острову появились новые отметки. Доля и Недоля за работой, склонившиеся над ткацкими станками, Удельница, поглаживающая злыдню, Авсень, взвешивающий на ладони гроздь винограда. Слава докатилась до столицы, и парк внесли в число особо охраняемых природно-ландшафтных и историко-археологических объектов.

У скальников, имевших власть над обработанным камнем, вошло в привычку оживлять скульптуры по праздникам, отдавая дань уважения чужим богам, позволившим им обосноваться на острове без лишения магии. С годами стало заметно, что скульптуры, стоявшие и сидевшие среди священных деревьев, изменились. Молитвы, просьбы, человеческое восхищение и заклинания подарили им душу. Мрамор еще нельзя было назвать живым, он не мог говорить и двигаться по своей воле, но редкие откровения дарили ясность в сложных вопросах, а пророчества часто сбывались.