Он так и не объяснил толком, что такое фортепиано и зачем в него играть.
Чумакова приблизилась к нам, окинула презрительным взглядом Арину с Селеной и спросила у Псаря:
— Что, папаше лошадка надоела, и он решил скинуть ее тебе?
Тот оскалился:
— Что, отсосала у какого-то урода и не пришлось ехать на метро? — Выше он был на целую голову, но Челси это нисколько не смущало:
— А у кого твоя мамаша отсосала, что в результате у нее родился такой придурок?
— Я не питаю иллюзий относительно своей мамаши, — фыркнул Гордей.
Миссис Чернорецкая почти не покидала Англию, обожала младшего сына, а старшего считала своим личным позором. Гордей отвечал ей взаимностью.
— От минета детей не бывает, — рассеянно вставил Прогноз, все еще восхищенно рассматривая Ворона.
— Мой мир после твоего откровения больше не будет прежним, Погодин, — с придыханием произнесла Чумакова, издевательски скривившись. — Первокурсникам лучше об этом расскажи, — она кивнула на кучку новеньких и свалила вместе с сумкой. Почтовый голубь Карл полетел за ней.
Псарь смотрел ей вслед вдвое дольше и втрое презрительнее, чем полагалось в таких случаях.
— Пора, парни, — я хлопнул Леху по плечу. — Иначе поедем в компании перваков.
— Если перваки займут наши места, они поедут в коридоре, — фыркнул Псарь и пошел вперед.
Поезд тронулся ровно в десять, в пол-одиннадцатого уже был в Новгороде, а к обеду — на Урале. Гордей, покурив, вернулся в купе и выдал:
— Эй, Эмиссар, следующая — Екатеринбург. Твоя ставка, подросли сиськи у Елизаровой или нет?
Поезд начал замедлять ход. За лето она наверняка стала еще лучше.
— Сейчас узнаем.
Гордей, весна 1999. Глава 1
Скрип карандаша въедался в мозги как голос моей мамаши. Елизарова, сидевшая рядом, дописывала ответ на последний вопрос зачета, а я ждал, пока она даст мне списать.
Елизарова всегда давала — советы, денег взаймы, по морде, ну или списать. Правда, деньги у нее редко водились, а советы чаще доставались Эмиссару, типа «свали из этой страны, мудак» или «хватит орать на всю общагу».
Мне нравилось сидеть с Елизаровой на всяких зачетах. Она садилась к стене, я двигал стул поближе, Елизарова пихала меня в бок и закатывала глазищи.
— Что за слово? Третья строчка, пятое слева, — почти беззвучно прошипел я, поглядывая на старушку Тропинину.
— «Отсосать».
— Чего? — от неожиданности я повысил голос, и пара человек обернулись. Тропинина была занята вьющейся календулой, норовящей ее ущипнуть. — Это просьба или предложение?
Елизарова фыркнула:
— Это пятое слово слева.
Мы не смотрели друг другу в лицо. Я разглядывал ее сиськи, а она, кажется, следила краем глаза за Тропининой. Сиськи были мелковаты, под застегнутой блузкой почти не видно, но у меня все равно встал.
— Ставлю пять юнтаров на календулу. — Марк перетянулся через проход и хлопнул ладонью по нашей парте. Звякнул металл, монеты покатились в разные стороны. Я вздрогнул и перестал пялиться на сиськи. — Поучаствуешь, Елизарова?
— Победит все равно Наталья, — заявила та и скривилась. Эмиссар вызывал у нее судороги лицевых мышц.
Тропинина действительно победила. Отдуваясь, она гордо оглядела группу, Марк самоликвидировался на свое место, юнтары я сгреб и запихал в карман. На то, чтобы дописать зачет, оставалось минут десять. Предложение я заканчивать не стал и перешел к следующему. Елизарова поерзала задницей по стулу и мечтательно уставилась в окно. Солнце било в глаза.
