– Здравствуйте! Федя – это я.
«Дети подземелья», – мелькнуло у Анны. Она подтащила к топчану табуретку и села. Дрон остался стоять.
– Нам понравился твой рисунок, и мы привезли тебе гуашь, чтобы твои рисунки стали ещё интересней.
Она протянула мальчику краски. Он с любопытством открыл коробку и просиял, перебирая яркие баночки, но скоро улыбка на его лице погасла, и он с сожалением закрыл её.
– Зря только ехали такую даль. Ничего я этими красками не нарисую.
– Что так?
– Мальчишки всё равно отберут.
– Мальчишки?
– Сашка с Колькой.
– Это кто?
– Мои двоюродные братья. Сашка в третьем классе учится, а Колька уже в пятом.
– Зачем же они будут отбирать? Попросят, и ты сам им дашь порисовать. Смотри, сколько мы привезли кисточек и альбомов.
– Отберут, – упрямо повторил Федя, – всё отбирают, даже хлеб.
Жалко мальчишку, но чем помочь? Интернатская жизнь тоже далеко не сахар. Надо ли сколупнуть с нажитого места? Анна поднялась, начала прощаться. Дрон подошёл, протянул на прощание руку. Парнишка потянулся к руке, и доска с рисунком соскользнула на пол. Анна наклонилась его поднять и обмерла. С листка на неё смотрела её семья. Они стояли у крыльца дома: Василиса, привычно подбоченившись, Степан, обнимая Катерину, Анна, прижавшись к Дрону, и Леда, настороженно скрестив на груди руки.
Анна подняла листок и показала рисунок Дрону. Тот молча кивнул.
– Федя, какой замечательный рисунок. А кого ты рисовал?
– Это моя настоящая семья. Только я ещё не закончил рисовать. Я там ещё детей дорисую: братика и двух сестричек.
– А это кто? – ткнула Анна пальцем в крайнюю фигуру.
– Это – Васька – перевёртыш. Правда, смешное имя? А рядом дед Степан и баба Катя. Вот это маманя и Дрозд, а вот это – Птица Говорун. Я придумал их – как будто они моя семья. Я здесь тоже есть. Только меня не видно – я фотографирую.
Анна придвинула табурет и снова села.
– Федя, а ты не стал бы возражать, если бы мы тебя пригласили в гости? Как ты думаешь, тебя отпустят у нас погостить?
– Согласен-то я, согласен, только как вы меня до райцентра повезёте?
– А мы на машине приехали.
– Ух ты! Я никогда на машине не катался, только в окно видел.
В сенях загремело упавшее ведро, послышалась перепалка голосов, и в избу вошли женщина и мальчик. Анна встала им навстречу.
– О, да у нас гости? А вроде я вас не знаю.
– Мы из райцентра, из отдела попечительства, – немного слукавила Анна, – мы приехали навестить Фёдора Лескова. И предложить вам место для него в районном пансионате.
– Энто, зачем энто? Ему и дома неплохо. Сыт, одет, учительница к нему ходит, занимается. И вообще, он ни в чём не нуждается. Пенсию на него получаем, как опекуны.
– Пенсия, как и статус опекунства, остаётся за вами. А Фёдора мы забираем, с вашего разрешения. Из официальных бумаг нам нужна только его медицинская карта, свидетельство о рождении и перевод из школы.
Услышав, что пенсию не забирают, хозяйка подобрела.
– Ну, коли так, то почему и нет. Подлечите. Может, и на ноги поставите. Когда его собираетесь забирать?
– Да, вот, сейчас и заберём. Собирайте, пока, его вещи, а мы заедем в школу и в медпункт. Где он у вас, кстати?
– Медпункта уже пять лет нет. В Рочегду ходим по болезни. А карты на детей в школе лежат, у директрисы. – Колька, вытащи там, какие учебники-то учительница Федьке оставила.
Мальчик, стесняясь посторонних, прошёл к окну и собрал с него потрёпанные книжки. Женщина тем временем покидала в целлофановый пакет пару несвежих рубашек, трусы и рваные носочки.
