– Арес пошлет тебе свое покровительство, мой мальчик! – сказал он. – Невзирая на то, что ты в него не веришь, этот бог всегда благоволил к тебе. Я знаю.
Но Пантолеон лишь отвернулся в сторону и сдвинул брови. То, что сын не признает веру своих предков в многочисленные божества, очень огорчало Евстрогия. Даже когда Пантолеон не спорил с ним из-за религиозных убеждений, он понимал, что в сердце юноши нет веры. Иногда Евстрогий винил в этом труды мудрецов, изучавших человеческие организмы. Но запретить Пантолеону увлекаться ими он не мог. Для него в единственном сыне уже давно сосредоточился смысл жизни, и поэтому он не хотел ссориться из-за трактатов, смущающих по его мнению, разум сына.
– Уже поздно. Ложись спать, мальчик мой. Завтра тебе предстоит встать раньше обычного, – молвил Евстрогий, направившись к двери.
– Доброй ночи, – отозвался Пантолеон.
Невзирая на распоряжение отца, он после ухода Евстрогия, просидел еще час за чтением александрийского трактата. Пылкий интерес к врачеванию теперь подогревался в его горячей юношеской душе еще и тем, что завтра ему предстояла встреча с самим Евфросином. Пантолеон не хотел показаться придворному врачу невеждой. Грядущее знакомство волновало его. По своей натуре Пантолеон был очень замкнутым, он редко близко общался с людьми, а теперь ему вдруг предстояла беседа с таким известным авторитетным врачом, как Евфросин! Он трепетал, думая о своем визите в дом лекаря. Но в тоже время он понимал всю важность предстоящего знакомства. Евфросин мог научить его всему, что умел сам, и это позволит ему в будущем начать практику.
А Пантолеон более всего хотел лечить тех, кто нуждался в исцелении. Читая у Гиппократа о бескорыстности, которая должна быть свойственна каждому врачу, он ощущал, что хочет стать именно таким лекарем. Использовать полученные навыки во благо людей, по мнению
Пантолеона, было лучшей целью в жизни настоящего врача.
После завтрака Вассой получил от Евстрогия приказ проводить сына в дом придворного лекаря. Раб, который побывал у Евфросина накануне, прекрасно запомнил маршрут.
Они шагали по узким пыльным улочкам, залитым солнцем. Как и вчера, в Никомидии царила невыносимо жаркая погода. Пантолеон закутал голову накидкой от палящего зноя. В тот день на нем был лазурный хитон, подхваченный тонким ремнем и простые сандалии. Он не любил заботиться о внешнем виде, ибо мысли его по обыкновению занимала наука. Пантолеон мало и редко задумывался о мирской жизни и бытовых делах. В основном его голову занимали рассуждения о мудрецах, которыми он восхищался, и о тонкостях врачевания. Отец не мог его понять.
– Вы взволнованы, – догадался Вассой, когда впереди показались стены, окружавшие дом Евфросина.
– Да, – улыбнулся Пантолеон, дружелюбно взглянув на раба. – Каков этот Евфросин в общении с людьми?
– Простой, невзирая на свое высокое положение, – ответил Вассой, пожав плечами. – На мой взгляд, он мягкий человек.
– Наверное, по сравнению с другими его учениками, я буду выглядеть невеждой, – смутился Пантолеон.
– Вы прекрасно знаете, что это не так! То, что ваши знания были почерпнуты из книг, купленных вами, а не от наставников, как у многих учеников школы, ничего не значит! Возможно, что вы уже во многом их превосходите. К тому же врачевание значит для вас гораздо больше, чем для них. Большинство учеников просто хотят получить дозволение практиковать за деньги, а вы хотите дарить людям избавление от страданий.
