Парча из дзэнских лоскутов - страница 12

– …а при входе – честь по чести – табличка, каллиграфически писаная в стиле

то ли «дрожащей кисти», то ли «следов куриной лапки», короче – в старинной манере, а на ней – надпись «Праздношатающимся поэтам, драконам-оборотням, курам и женщинам прохода нет».

И подпись – «Така-ми-мусубо-но-ками».

– А это ещё что за… тьфу, без чарки сакэ не выговоришь? – поморщился Дракон, – дракононенавистник?

– А это, – принялся охотно разъяснять Вьюнок, – Бог Высоких Деревьев. Вообще-то тут никакой не лес, а роща священных криптомерий, и путникам отдыхать тут не полагается…

– А что с нами за это будет? – прервал его Дракон.

– Заставят кирпичи полировать. До блеска. – без промедления ответил Ледяной Монах.

– Какие кирпичи? – заинтересовался Вьюнок.

– Известно, какие. Глиняные. До зеркального блеска.

– Но зачем? – изумились хором Вьюнок с Драконом

– Чтобы на ветках развешивать.

– Ворон пугать? – проявил сообразительность Вьюнок

– Тебе что, сказок в детстве не рассказывали? Впрочем, нет, «Кодзики» же ты пытался вспоминать… Значит, у тебя болезнь «тут помню, там не помню, а здесь демоны резвились». Давным-давно, ты тогда ещё не родился, жила-была богиня Высокого Неба, звали её Аматэрасу. Вообще-то богов в то время расплодилось великое множество – восемьсот мириад, и все хохочут. Не земля, а какой-то приют для умалишённых. Но даже в такой семье не без урода. В роли урода традиционно выступал Аматэрасин не то братец, не то муж, одним словом, родственник. Любил он очень сакэ, придёт, бывало, в пиршественную залу, да и нагадит там. Так и развлекался,

пока Аматэрасу это не надоело. «Злые вы, – подумала Аматэрасу, – уйду я от вас.». Ну и ушла. Заперлась себе в хозяйственной пещерке и обижается. Через некоторое время про неё вспомнили

и давай уговаривать вернуться, дескать, ну кто на дураков обижается? Но Аматэрасу была богиней принципиальной. Пока, говорит, не перевоспитаете – не дождётесь. Буду, говорит, здесь сидеть

и мохом обрастать назло всем богам. Сначала её уговаривали по-хорошему, потом попытались выкурить, но куда им – у неё оборона налажена – куда там вашим хвалёным самураям! Ну вот

и сошлись на том, что возьмут большое зеркало, основательно отчистят его от пыли и грязи,

перед входом в пещерку посадят криптомерию, повесят на неё зеркало и будут в него смотреть. Молча. Своего рода сидячая забастовка. День сидят, два сидят, неделю сидят… Вот уже старый год на исходе, а они всё сидят… Переглянулись боги между собой и давай хохотать над собственной глупостью! Тут-то Аматэрасу и выглянула – посмотреть, кто это там безобразия нарушает, обижаться спокойно не даёт… Тут-то коварные родичи её за волосы на свет и вытащили. Вот такая история. И с тех пор образовалась традиция – зеркала на священных криптомериях развешивать, чтобы богов порадовать, все восемьсот мириад. Говорят, увидят они зеркало на криптомерии – и тут же хохотать начинают. Чаще всего это проделывают перед новым годом, но иногда и просто так. Бог Высоких Деревьев так и вообще определил это в любимую забаву. Обвешает деревья зеркалами и хохочет, глядя на то, как резвятся солнечные кролики. А деревья, между прочим, с той поры так и называются – ХАХАКА.

– И всё равно мне никогда не доводилось слышать о зеркалах из полированных кирпичей! – упрямо стоял на своём Вечерний Вьюнок.

– А это уже другая история, – улыбнулся Ледяной Монах. – Сидит дзэнский монах на берегу реки, полирует тряпочкой кирпич – бережно так, словно собственную макушку. Мимо проходит патриарх и невзначай так интересуется, дескать, чем это ты, преподобный отец, занимаешься? «Кирпич полирую» – отвечает тот. И тут патриарх задумался: зачем это вдруг монаху полировать кирпич? И пришёл он в монастырь и задал братии задачу: зачем монах на берегу реки полирует кирпич? И промолчали монахи, и задумались над вопросом патриарха. И один из них – храмовый служка – отправился на берег реки, увидел монаха с кирпичом и спросил: «Зачем ты полируешь этот кирпич?». «Это, – ответил монах, – дзэн кирпича». «А в чём реализация дзэн кирпича? – воскликнул служка.». Монах поднял кирпич высоко над головой и разбил его на тысячу мелких осколков. «Пришло время умереть этому кирпичу», – промолвил монах, и храмовый служка в ту же самую минуту прозрел. Так неторопливо закончил Ледяной Монах эту историю.