Jake.
Он сжал фотографию сильнее, почти порвав.
– Ты не заходил туда. – Голос был мягкий, но в нём звучала тяжесть. – Даже тогда. После.
Итан закрыл глаза, пытаясь выкинуть звук – скрип половиц, тихий писк игрушек, хлюпанье шагов по разлитому соку… Но память не поддавалась.
– Там он спрятался, – выдохнул он. – Когда я…
– …когда ты стал монстром, – закончил двойник.
Итан поднял голову. Во взгляде – злоба. Но она быстро угасла. Осталась только усталость.
– Почему ты здесь?
– Потому что ты должен закончить это. Пока не поздно. Пока реальность ещё держится. – Он обернулся, указывая на угол комнаты.
Там была ещё одна дверь. Узкая. Почти незаметная. Слишком тёмная, чтобы быть настоящей.
– За ней он. Джейк. – Двойник отступил. – Но ты не можешь войти, пока не вспомнишь всё.
Он исчез. Просто – перестал быть. Итан остался один. С коробкой. С фото. С тишиной. Он подошёл к двери, и положил ладонь на ручку.
Ручка была холодной. Как металл на морозе – обжигающей, мёртвой. Итан стоял, сжав пальцы, будто проверяя, существует ли она вообще, или это ещё один мираж, всплывший из его вины.
За дверью – ни звука. Ни дыхания. Только ощущение… присутствия. Как будто кто-то – или что-то – ждёт. Тихо. Терпеливо. Он вдохнул. Глубоко. Слишком глубоко – воздух обжёг лёгкие. И резко толкнул дверь. Та открылась с тихим щелчком. За ней – не комната. Пустота. Белая, как забвение. Без пола, без потолка. Только лёгкий туман, клубящийся, как пыль в солнечном луче.
Шаг. Второй.
Он не падал, но и не шёл. Пространство само подвигалось под ним, как сон, в котором не ты идёшь – а тебя несёт мысль. Вдруг – звук. Щелчок замка. Он обернулся – двери не было. И в этой тишине – снова голос. Детский.
– Папа?..
Он замер. Сердце сжалось. Итан узнал этот голос. Тонкий, едва дрожащий. Джейк.
Голос, который он не слышал с той самой ночи.
– Джейк… – прошептал он.
Впереди – силуэт. Маленький. Сидит, прижав колени к груди. Один. В этом бесплотном мире. Итан шагнул ближе, но пространство вытянулось, растянуло расстояние, как резину. С каждым движением – он не приближался, а лишь сильнее ощущал боль.
– Я не хотел… – Итан споткнулся о слово, как о камень. – Прости.
Силуэт не двигался. Но голос прозвучал снова:
– А ты правда жалеешь? Или просто хочешь, чтобы тебе стало легче?
Тишина стала тяжёлой, как бетон. Итан не знал, что сказать. Ни одна мысль не казалась достаточной.
– Я… Я бы всё отдал, чтобы вернуть…
Смех. Тихий. Детский – но не добрый. Как эхо той ночи.
– Вернуть? Ты бы снова всё разрушил.
Итан опустился на колени. Мир закружился вокруг него, как воронка.
– Покажи мне всё. – Его голос стал твёрже. – Я хочу помнить. Хочу пройти это.
Силуэт стал подниматься. Мир вокруг – темнел. А потом… Он снова оказался в той самой комнате. Кухня. Ночь. Сигаретный дым. Вино. Голос Эллисон, звучащий глухо, как из подвала. Он вспомнил. Почти всё. И теперь – ему предстояло вспомнить главное.
…Её голос дрожал, но в нём уже не было страха – только отстранённость. Как у человека, который уже отпустил.
– Ты больше не возвращаешься. Ты уходишь – и остаёшься там. С бутылкой. С тенью. С собой. – Эллисон стояла у раковины, спиной к нему. – Джейк прячется, когда слышит твои шаги. А я… я просто больше не верю.
Итан сидел за столом. Пустой бокал. Ключи на ладони. И злость – она уже бродила под кожей. Горькая, плотная, как сироп.
– Я не монстр, – сказал он, но голос сорвался.
