Геннадий Петрович подошёл к автомату первым. Он вёл себя, как человек, который всю жизнь пил только чай, но решил однажды попробовать «этот ваш кофе». Он нажал кнопку с изображением чашки, получил стакан горячей воды, снова нажал – выпал сахар, и только на третий раз что-то начало пахнуть бодростью.
– А это что за цена? – вдруг заметил он, глядя на надпись: “2 франка.”
Он достал из кармана… жетон от московского метро 1983 года.
– Вы что, всерьёз? – изумился техник кофемашины, случайно проходивший мимо.
– Это надёжная валюта, – спокойно объяснил Геннадий. – Ходила по рукам сорок лет. В ней душа народа!
– У нас тут франки, месье.
– А у нас там подземка, дорогой ты мой швейцарский друг. Подземка, на которой строится стабильность! Ты попробуй этим жетоном постучи по столу – любой министр поймёт, что пора уступить.
Тут подошёл Степан Васильевич, ухмыляясь:
– Хотите кофе – платите гривнами. У нас купюры красивые, с портретами настоящих героев, не каких-то там туннелей.
– Хотите гривнами? – влез Олег Аркадьевич. – Прекрасно! У меня осталась 2-гривневая монета, которой я в детстве крышки с газировок сбивал.
– А у меня, – с гордостью сообщил Янек, – есть купон времён Гданьского рынка. Правда, он уже не действует даже в музее. Но аромат ностальгии – бесценный.
Ингрид Свенссон уже писала в своём блокноте:
«5 день. Переговоры. Темы: валютная анархия, жетоны, ностальгия. Заключения: лечить поздно.»
– Давайте обсудим экономику! – попыталась она вернуть встречу в конструктив.
– Да мы обсуждаем! – вскричал Алекс, снимая процесс. – Экономику доверия! Кто во что верит – тем и платит!
– Вот! – сказал Геннадий, доставая купюру времён перестройки. – Вон, гляди, две копейки, ещё с Лениным! Это инвестиции в прошлое!
– А это, – не отстаёт Степан, – чек на пирожок из буфета Верховной Рады 1997 года. С подписью! Это культурный актив!
– Так! – строго сказала Ингрид. – Экономика! Курсы валют! Банковские гарантии! Ликвидность! Хоть кто-то из вас понимает, что это?
– Я ликвидировал три кредита! – гордо заявил Янек.
– А я вложился в сало! – добавил Степан. – Правда, в холодильнике, но всё равно стабильнее биткойна.
В этот момент в зал вошёл Дональд Стивенсон, американец, с планшетом и серьёзным выражением лица. Он, наконец, нашёл переводчика. Правда, это оказался португалец, который говорил только по-испански.
– I want to speak about financial cooperation, – начал Дональд.
– Он говорит, что хочет нас всех накормить, – перевёл португалец.
– Что? – удивился Степан. – Ну пусть кормит, только без кетчупа.
– Нет-нет-нет! – Дональд пытался объяснить. – Economy! Sanctions! Investments!
– Он говорит, что санкции – это инвестиции в духовность, – уверенно перевёл его помощник.
– Ну наконец-то, – сказал Геннадий. – До них дошло.
И тут, как назло, Тамара Ивановна объявила:
– Перерыв! У меня свежие пирожки, и никакие санкции не спасут вас от начинки с яйцом и луком!
Все ринулись к столику. Экономические вопросы снова отложили. На потом. Как и положено.
Турецкий наблюдатель между делом показал свою валюту. Монету с дыркой. Все переглянулись.
– И сколько это?
– Не знаю, – пожал плечами турок. – Но если бросить её в фонтан – можно загадать желание, чтобы курс не падал.
– Или чтобы кофе наливался не за жетон, – добавил Геннадий.
– Или чтобы Google Translate когда-нибудь научился переводить "борщ" правильно, – мечтательно добавил Дональд.
