Читать онлайн Глеб Дибернин - Иго по расписанию

Москва. Понедельник. 08:14.

Воздух у метро «Савёловская» был напоён смесью горелого дизеля, влажного бетона, воронёного металла и непонятного, но устойчивого запаха безысходности. Именно в этом аромате Игорь Жбанов черпал вдохновение каждый день, вот уже девятый год подряд. Вдох – тоска. Выдох – сарказм.

– Планёрка через шесть минут, – пробормотал он, сверяясь со смартфоном. – Значит, у меня ещё шесть минут на полное презрение к жизни.

Пальто жало подмышки, зонт норовил вывалиться из сумки, и только кофе из автоматной бумажной чашки держался с достоинством. Правда, вкус у него был, как у отвара из варёной резины с нотками тоски по Бали.

На лифте седьмого корпуса бизнес-центра "Синхросфера" красовалась наклейка: «ОТВЕТСТВЕННОСТЬ – ЭТО КОГДА КАЖДЫЙ УРОВЕНЬ ПОД КОНТРОЛЕМ». Игорь, как всегда, усмехнулся – лифт, мягко говоря, не внушал доверия. Он скрипел, пыхтел, страдал от тревожного света кнопки «7» и напоминал пьяного киборга на пенсии.

Жбан – как его звали на работе, – был человеком особого склада. Рост 180 с хвостиком, вечно спутанные волосы цвета «брюнет в панике», глаза – серые, как московский февраль, и выражение лица, будто он уже всё это видел, причём не раз, и не понравилось. На шее – шарф из серии «дарили и забыл выбросить». В голове – список задач, которые давно стали синонимом бессмысленности.

Он вошёл в кабину, нажал «7», хлебнул кофе, и тут… лифт вздрогнул, мигнул лампочкой, и по его спине пробежал лёгкий ток. Не от кофе. От настоящего электрического удара.

– Опять кто-то перегрузил систему Excel на шестом… – выдохнул он и дернулся за поручень.

Лифт рванулся вниз. Резко. Без предупреждения. Без мягкого гудка. Только яркая вспышка света – и…

Темнота. Запах. И… свинья.

Игорь открыл глаза.

Первое, что он почувствовал – это жуткий, густой, удушающе натуральный запах навоза. Второе – то, что его левая нога что-то тёплое и влажное пощипывает. Третье – вокруг почему-то не слышно ни гула офиса, ни жалобного "пинь" из Outlook.

Он лежал лицом в сене. И его лизала свинья.

– Ну что за симуляция… – выдавил он сквозь кашель.

Свинья хрюкнула одобрительно и ушла. Куда-то направо, за угол сарая.

Свет пробивался сквозь щели досок. Воздух был… чересчур реальным. Пыль, древесная сырость, запах шерсти и дыма. Всё это било по мозгу, как хорошее похмелье.

Он сел. Потянулся за телефоном. Тот был при нём. 3% зарядки.

Вверху экрана – нет сигнала. Ни Wi-Fi, ни LTE, ни хотя бы «3G из могилы». Только дата: Понедельник, 6 марта.

– Хорошо. Если это игра – пусть будет квест. Если психоз – значит, продвинутый. Если реальность – тогда… я хочу обратно в лифт.

Он вышел на свет. На него уставились три крестьянина с вилами, баба с гусём и мальчишка, грызущий корку чёрного хлеба.

– Вот же бес! – рявкнул один.

– Он с неба упал! – пискнул второй.

– Да вон же, – сказал мальчишка, – с хлева вылез.

И тут все заорали. Все. Кто матом, кто молитвами, кто просто визгом.

Игорь рефлекторно поднял руки.

– Спокойно! Я… эээ… технолог!

Это почему-то не помогло. Один крестьянин уже замахнулся вилами.

И в этот момент раздался женский голос, хриплый, чёткий, с командной интонацией:

– Эй, болваны, оставьте его. Не бес он. Просто дурак.

Толпа расступилась. На крыльцо избы поднялась женщина. Лет тридцати, с косой до пояса, в тёмно-сером платье, перепачканном травами и золой. Глаза – зелёные, прищуренные. Голос – как осиновая кора: шероховатый и уверенный.

– Настасья, – бросила она, глядя на Игоря. – А ты кто?

– Я… севера, – вдохнул Жбан. – Да, из северной ставки. Меня туда… отослали с инспекцией. По даням. Проверить, значит… KPI.

– Кого?

– Ну, это… Сколько у вас мешков зерна на душу? Какие показатели по капусте? Где отчёт за первый квартал?

Настасья нахмурилась.

– У него точно горячка, – сказала она, поворачиваясь к мужикам. – Или это чёртов городской леший. Заприте пока. Там разберёмся.

Жбан понял одно: планёрка в этом мире началась внезапно. И он уже опоздал.

Сарай оказался… тюремным.

Пахло мочой, берестой и гусем. Причём гусь сидел прямо на коряке возле двери и смотрел на Игоря как на недостойного клиента. Дверь, к счастью, не заперта – просто подпёрта деревянным косяком.

Он вышел наружу.

День был серый, влажный. Небо, как несвежий поднос, лениво нависало над деревней. Земля под ногами раскисла, сапогов не было, и Игорь продирался по лужам в своих кроссовках, чувствуя, как судьба высасывает тепло из ступней.

Поодаль сидели те же крестьяне. У одного был лоб перемотан тряпкой, у другого – глаз с бельмом, у третьего – нос как отдельный предмет мебели. Рядом крутилась собака: порода «могильный смес».

– Не гневайся, господин, – первый встал и потёр руки. – Мы ж не знали, что ты с северов. А то ведь всякое ходит… Слухи… Что хан прислал нам кого-то с чудесами.

– Ну, не совсем с чудесами, – буркнул Игорь. – Хотя, если зарядку не найдёте – будет чудо, если смартфон выживет.

– Смартфон?

– Устройство. Карманный шаман.

Мужик перекрестился, потом быстро повернулся и громко зашептал соседу. Второй тоже перекрестился, третий на всякий случай плюнул через левое плечо.

Появилась Настасья.

Шла уверенно, в руке – корзина, в глазах – вопрос.

– Ты кто будешь, правда? Не выдумывай. Я людей чую.

– В смысле «чую»?

– Слово, походка, как глаза бегают. Не с этих мест ты. Да и не с Литвы. Ты чужой.

– А ты – психоаналитик?

– Лекарка я. С рождения всех лечу. Но таких, как ты, лечить поздно – ты не болен. Ты вывернутый.

– Спасибо. А ты, между прочим, первая, кто не пытается тыкать в меня вилами.

– Ещё не вечер.

Она поставила корзину на пень. Изнутри показалась голова дохлой курицы. Жбан непроизвольно отпрянул.

– Это ужин?

– Это компресс. У Яши нарыв.

– Ты как-то… экспрессивно лечишь.

Настасья усмехнулась.

– А ты – как-то суетливо живёшь.

Молчание зависло на ветру. Пахло дымом и… варёной репой. Где-то вдалеке пел петух, как будто страдая. Жбан снова ощутил жжение под левой лопаткой: там, где обычно ноет чувство, что всё идёт к чёрту.

– Послушай, – начал он, – а какой сейчас… эм… год?

Настасья хмыкнула.

– От Рождества Христова – семь тысяч с чем-то, а по лету от основания хана нашего – ныне год сорок третий. А что?

– Просто хочу понять, насколько у меня проблемы со службой безопасности времени.

Настасья щурилась.

– Ты воин?

– Ну, как тебе сказать… Я файлы сортирую. Говорю людям, где баг, а где фича.

– Это княжеское дело?

– Можно и так сказать. Правда, у нас князья – это, в основном, руководители среднего звена.

Настасья вздохнула.

– Ты странный, Жбан.

– Да, я знаю. Даже в Москве я – странный. А тут… ну, видимо, я инопланетянин.

Она не спросила, что значит «Москва». Она просто поджала губы и сказала:

– Пойдём. Ты должен поговорить с Леонтием. Он… старый. Но не глупый. Может, поймёт, откуда ты вылез.

– А если не поймёт?

– Тогда, быть может, поймёшь ты сам.

Они шли через деревню.

Крыши покрыты дёрном, заборы гнуты временем. Воздух густ с копотью. Детвора – босая, с соплями, с палками в руках. Одна девочка держит тряпичного петуха и шепчет: «Чур меня, чур…»

Игорь шёл и чувствовал – его походка, язык, взгляд – всё чуждо. Он был пикселем среди мазков гуаши. Словно график из Excel провалился на бересту.

– Тебе не страшно? – спросил он Настасью.

– Чего?

– Ну, вот так. Идти рядом с… шпионом, бесом, чудом. Или с дураком. Не важно.

– Ты не страшный. Ты – усталый. А усталость не пугает. Она у нас у всех в крови.

Они остановились у избы, в которую врос дуб. На крыльце сидел Леонтий Сторож. Монах. Лет шестьдесят. Борода, как жмых. Глаза – как берестяные корешки: затёртые, но живые. В руке – глиняная чашка. В другой – книга. Настоящая. Кожаная. С замком.

– Бесов привела? – сказал он без приветствия.

– Гостей, – поправила Настасья.

– Всё одно.

– Этот – севера.

– Ага. С белокаменных?

– Ещё севернее, – сказал Жбан. – Там, где льды мыслей и безмолвие кофе.

Леонтий всмотрелся.

– Ты – не отсюда. Ты не просто странник. Ты… не в том веке.

– Вот и я это подозреваю, – кивнул Игорь. – Скажите, батюшка, а как выбраться обратно?

Леонтий покосился в сторону.

– Обратно? Назад нет тропы. Только кругом. Через смысл. Если он у тебя есть.

Жбан сел рядом. Смотрел на закатное небо, где дым плёлся к солнцу, как дрожащий страх.

– А если смысла нет?

– Тогда оставайся. Будешь смыслом нам. Мы всё равно ничего не понимаем.

– Ты всё ещё думаешь, что спишь? – спросил Леонтий, наливая мутный отвар в берестяную кружку.

– Я не уверен, что проснулся, – хрипло отозвался Жбан. Он сидел на пне у костра, пальцы вцепились в кружку так, будто в ней был смысл. Или хотя бы кофе. К сожалению, отвар пах болотом и чем-то, напоминающим носки после футбольного матча в дождь.

Настасья стояла в стороне, мешала в котелке что-то вязкое. Игорь исподлобья наблюдал за её ловкими движениями: слишком практична для простушки, слишком живая для медицины.

– Сколько времени прошло? – спросил он. – С тех пор, как я… попал?

– День. Солнце дважды поднялось. – Леонтий причмокнул, оценивая своё варево. – Ты долго лежал. Кричал во сне.

– Я часто так делаю. Особенно в пятницу, когда вспоминаю, сколько задач оставил на понедельник.

– Ты говоришь словами без костей, – хмыкнул монах. – То ли бесовщина, то ли смех.

Жбан допил отвар, сморщился, огляделся. Костёр трещал. Дети на заднем плане гоняли курицу. Где-то далеко мычал упрямый бык. А в воздухе висел напряжённый покой – такой, что даже ветер не решался вмешаться.

Он достал из кармана смартфон.

1% зарядки.

Игорь невольно сглотнул.

– Что это? – спросил Леонтий.

– Осколок будущего.

– Магия?

– Хуже. Рабочий чат.

– У тебя в коробочке сидят беседы?

– Они сидят в моей голове. Но коробочка им помогает быть громче.

– Проклятие.

– Скорее прокрастинация.

Леонтий помолчал, разглядывая экран.

– Покажи свет.

Жбан включил экран. Блики осветили морщины на лице монаха. Он ахнул.

– Это… окно? В другой мир?

– Скорее в ад. Там мне каждый день говорят, что я недостаточно эффективен. Что я должен быть активным, инициативным, позитивным… и уволенным.

Леонтий долго смотрел на тусклый свет.

– Ты мрачен. Это хорошо. Только мрачные понимают цену огню.

– И цену зарплате.

– Это ты и есть. Жбан?

– Неофициально.

– Имя твоё странно. Пустое. Глухое.

– Это потому, что оно рождено в офисе. Там каждое имя – шутка, застрявшая между отчётами и депрессией.

Настасья подошла, присела рядом. Запах трав стал сильнее. В её движениях была осторожность, но не страх.

– Ты правду сказал. О будущем. Оно там… всё такое?

– Хуже. Там все притворяются, что живут. И наказываются за попытки быть собой.

Она смотрела на него. В её глазах не было ни жалости, ни осуждения. Только… интерес.

Глубокий, изучающий. Как будто она разбирала его на корешки – как траву перед отваром.

– Здесь иначе, – сказала она. – Мы не притворяемся. Мы просто… живём. Кто выжил – тот и живой.

– Я не выжил. Я выпал.

Наступила тишина.

Игорь вдруг почувствовал себя странно. Не как в дурном сне, не как в шоу – а как в переходе. Всё вокруг было абсурдно, но реально. Прямо до мурашек. До пыли в зубах. До боли в ногах от вчерашней драки с телегой, которой он уступал дорогу, считая её автобусом.

Он встал.

– Мне нужно… чем-то заняться. Что-то привычное. Чтобы мозг… не рассыпался.

– Можешь колоть дрова, – предложила Настасья. – Или… сортировать капусту. Старосте не хватает рук. А ты вроде жив, хоть и с дефектами.