– А это редкость, – признал староста.
– И ещё… – сказала Настасья тише, – он плакал ночью.
Все замолчали.
Жбан вздохнул.
– Я не помню, чтобы плакал. Но если и так – значит, мне не всё равно.
Староста почесал шею. Потом глянул в небо. Потом – на собаку.
– Ладно, – выдал он. – Голосуем.
– За что?
– За то, чтобы не сжигать. Пока. А может, и в дело пустить.
Гул.
– Кто за?
Руки – грязные, узловатые, смелые – поднимались. Не все. Но большинство.
– Принято, – сказал староста. – Отныне будешь… помощником по… чёрт знает чему. Но если не справишься – костёр готов.
– Очаровательно, – буркнул Жбан. – Прямо как на прошлой работе.
Свинья, та самая – с чёрным пятном на боку и взглядом налогового инспектора, – в этот момент пронеслась мимо. Она остановилась у ног Игоря, посмотрела, хрюкнула… и положила голову на его ботинок.
Настасья хмыкнула.
– Всё. Теперь ты с ней навеки связан. Назовём её… KPI.
– О боже.
– Можешь взять её на первое совещание. Вдруг поможет с коммуникацией.
Костёр догорел. Люди разошлись. Жбан остался с Настасьей.
– Спасибо, – тихо сказал он.
– Не мне. Себе. Ты выдержал. И не сбежал.
– Я просто не знал, куда.
– А это уже начало.
Ночь в деревне XIII века – не просто тьма. Это вселенская пауза, заполненная хрустом, комариным писком и далеким уханьем совы, которая, похоже, следила за Игорем лично.
Он лежал в углу старой избы, на грубо сколоченном топчане, обложенный мехами и соломой. В углу, под мышью, посапывала KPI – его свинья по принуждению и единственная коллега с преданным взглядом.
Пахло деревом, дымом, пылью, землёй и травами. И ещё – чем-то тёплым и человечным. Настасья, уходя, оставила у входа горшок с кашей и кружку с травяным настоем. Написала на дощечке: «НЕ ПУТАЙ С ПОЛОСКАНИЕМ ДЛЯ ЯШИ». Подпись: «Н.».
Игорь ел, глядя на дымку над очагом, и думал:
«А ведь в офисе я всё мечтал – оказаться “в другой реальности”. Только там, в тех мечтах, была кофемашина, море и отпуск. А не средневековый шовинизм с элементами берестяного менеджмента.»
Он поставил кружку, лег на бок и прошептал в темноту:
– Зачем я здесь?
Словно в ответ, с улицы раздался тихий, почти музыкальный скрип – кто-то шёл по мокрым доскам. Потом – чьё-то сопение. Потом – голос. Хриплый, с затяжками, с мудростью и вином:
– Не спится?
Это был Леонтий.
– Вам тоже?
– Старым мало сна надо. Мы и так половину жизни проспали.
Он присел на лавку у двери, развязал мешочек, достал флягу.
– Хочешь – пей. Хочешь – слушай.
Игорь взял флягу. Глотнул. Вино. Кислое. Живое. Почти как кровь, но теплее.
– Ты ведь думаешь, что всё вернётся? Что проснёшься?
– Я надеюсь. Не думаю. Вера – это когда выключили интернет, а ты всё ещё проверяешь уведомления.
Леонтий хохотнул.
– А может, не надо возвращаться? Может, ты здесь – не случайно?
– Я всегда всё делал случайно. Мне даже в университете сказали: «Ты прошёл… случайно». И так – по жизни.
– Значит, пора сделать что-то… не случайное?
Молчание.
Жбан посмотрел в потолок. Там бегал паук. Уверенно. Целеустремлённо. Как IT-директор на корпоративе с бесплатным вином.
– А если я только и умею, что перекладывать мысли с места на место?
– Перекладывай. Но не себе. А другим.
– Это и есть смысл?
– А кто тебе сказал, что он большой? Может, смысл – как гвоздь. Маленький. Но держит крышу.
Они замолчали.
Жбан знал: этот разговор он запомнит. Не потому, что он был мудрый. А потому, что впервые за много лет – его слушали. Не по долгу, а по-настоящему.
