В итоге было решено, что: курсы валют не обсуждаются, пока не определён эквивалент пирожка; жетон метро признаётся временноплатёжным инструментом, но только на уровне анекдота; все делегации обязуются принести по одному сувениру, с которым можно торговаться в случае дефицита франков; кофемашина требует реформ.
Алекс всё это транслировал в прямом эфире под заголовком: «Экономика нового образца: пирожок против санкций».
Так закончился пятый день Женевской конференции. О территориях – ни слова. Но борщ ели горячий, пирожки – с корочкой, и никто не подрался. А это, как сказала Ингрид, уже неплохой фундамент для стабильности.
***
На шестой день дипломатического шоу в Женеве стало ясно – мирные переговоры медленно, но уверенно превращаются в фестиваль международной импровизации.
С утра пропал Янек Ковальский.
– Он где? – спросила Ингрид.
– Говорят, ушёл за хлебом, – ответил турецкий наблюдатель, – и решил отдохнуть в каком-то монастыре. Там тишина, никто не спорит, и чай с мятой.
– Умный мужчина, – вздохнула Ингрид, оглядывая зал, где происходило нечто между кулинарным мастер-классом, студенческим капустником и симпозиумом по психиатрии.
Степан Васильевич пришёл с опозданием. На груди у него висела медаль. Неофициальная. Из фольги. С надписью: «За вклад в переговоры, выраженный в борще».
– Кто вас наградил? – удивился Геннадий Петрович.
– Народ. То есть Тамара Ивановна.
– А она у нас что, министерство?
– Министр общечеловеческих ценностей. К тому же, она сегодня принесла холодец. Это сильный дипломатический аргумент.
И это было правдой. Тамара Ивановна принесла огромную миску холодца. Прозрачного, с морковкой, с горошком. Как сказал турецкий наблюдатель:
– Это похоже на НАТО: с виду холодно, но если попробовать – вкусно и непонятно.
Пока все ели, подошёл Алекс-ТикТок и сказал:
– У нас, кстати, сегодня юбилей – мы набрали миллион просмотров. Моя бабушка говорит, что теперь я могу идти в Верховную Раду. Или в StandUp.
– А ты сними, как Геннадий смеётся, – подал идею Олег Аркадьевич. – Это редкое явление. Как солнечное затмение.
Но Геннадий не смеялся. Он смотрел на планшет, где заголовки новостей кричали: «Переговоры в Женеве: вместо договоров – борщ и жетоны!», «Украинский пирожок признан объектом международного влияния», «Делегации договорились не спорить, пока варенье не закончится».
– Что с миром? – пробормотал он.
– Мир – это мы, – ответил Степан. – И пока у нас ложки, вилки и терпение – он будет держаться.
Тем временем в зал зашла швейцарская горничная, извиняясь за то, что кто-то перепутал переговорный зал с буфетом. Увидев холодец, она перекрестилась. Не из-за религии – просто у неё в жизни не было таких холодцов.
– Всё, коллеги, – сказала Ингрид. – Нам надо подвести итоги недели.
Она встала, поправила волосы, выдохнула и с видом капитана корабля, который вёл лайнер через океан борща, заявила:
– За шесть дней мы: поделили вареники, не деля страны; подписали резолюцию о недопустимости кетчупа; признали гастрономию – важнейший инструмент мира; выяснили, что жетон метро не принимается в банке; потеряли одного наблюдателя в монастыре.
Получили миллион просмотров.
– Я бы сказала – не плохо. – Она посмотрела на всех. – Но у нас остался один нерешённый вопрос.
– Территории? – спросил Геннадий.
– Экономика? – уточнил Степан.
– Где чайник? – буркнул Олег Аркадьевич.
– Нет. – Ингрид поставила ноутбук на стол. – У нас нет согласованного формата общения.
