Переговорщики – мир по-нашему - страница 7



– Прекрасная метафора! – сказал Степан. – Значит, мы – не швейцарский сыр, а грецкий орех. Нас надо колоть, но мы вкусные.

– А мы тогда – хлеб, – сказал Геннадий. – Без нас ни вареника, ни щей.

– А я тогда чайник, – вмешалась Тамара Ивановна, – потому что без меня все холодные.

Ингрид стучала ручкой по столу, как по морзянке, подавая сигнал SOS.

– Коллеги! Фокус! Нейтральность! Протокол! Мы обязаны создать структуру общения: какие слова допустимы, какие – нет; что считается «обидой», что – «политическим оттенком», а что – «шуточкой про хохлов», за которую можно словить санкции.

– А можно мы введём цветовую шкалу? – предложил Алекс. – Ну, типа, зелёное – нейтральное, жёлтое – потенциально остро, красное – «сейчас будет кипеть кастрюля».

– То есть вы предлагаете превратить дипломатическую беседу в схему светофора? – уточнил Олег.

– А почему нет? – влез Степан. – Мы же все знаем: если кто-то говорит «мы с уважением относимся к вашей позиции», это уже жёлтый. Скоро будет буря.

– Или фраза «мы обсудим это на следующем раунде» – это чистый красный. Перевод: «забудьте, как звали».

– Или «мы признательны за вашу инициативу» – это “зелёный, но только пока никто не начал копать глубже”.

Ингрид достала флипчарт и нарисовала таблицу:


Фраза

Что это значит на деле

Цвет


Мы рассмотрим

Никогда не согласимся

Жёлтый


Интересное предложение

Смешно, но вы держитесь

Жёлтый


Поддерживаем

Мы вас боимся

Зелёный


Осуждаем

У нас выборы

Красный


Предлагаем сотрудничество

У нас нечего предложить, но красиво звучит

Жёлто-зелёный


– А где “мы готовим письменный ответ”? – спросил Алекс.

– Это когда они забыли и срочно придумывают что-нибудь на ходу, – пояснила Тамара. – У меня сосед так делал, когда забыл поздравить жену. До сих пор один.

– Так вот! – подытожила Ингрид. – Составим протокол расшифровок, и каждый будет обязан подавать свои фразы в сопровождении “эмоциональной декларации”.

– Это как? – удивился Геннадий.

– Вот, например: “Мы не поддерживаем введение дополнительных механизмов контроля”, – говорит делегат, и сразу дополняет: “Я злой, но сдерживаюсь”.

– Гениально! – воскликнул Степан. – Это как переводчик внутреннего настроения! Я бы так с бывшей разговаривал!

– Или с налоговой, – добавил Олег.

– Или с таможней, – буркнул турецкий наблюдатель.

– А ещё, – подал голос Дональд, – предлагаю включить в протокол запрет на выражение лица “я вам сейчас объясню, как надо жить”. Это разрушает атмосферу доверия.

– Особенно когда это говорит кто-то, у кого чемодан до сих пор в аэропорту, – вставил Степан.

– А я предлагаю, – вдруг сказала Тамара, – добавить обязательный “пирожковый блок” – после каждого заседания, чтобы не усугублять. Тепло в животе – тепло в политике.

Ингрид не возражала. Наоборот, она уже записывала новую повестку: протокол общения v1.0; введение цветовой шкалы смыслов; эмоциональные декларации; упрощённый дипломатический словарь; ежедневный пирожковый блок; лицо «не учите меня жить» – под запретом; любая “ржачная фраза” сопровождается официальным смайликом.

И вот так, в атмосфере юмора, теста и латентного недоверия, делегации сделали первый настоящий шаг к общению. Не к миру, не к союзу, не к документу – но хотя бы к пониманию, что без пояснений не бывает нейтралитета, а без пирожка – покоя.

Утро восьмого дня началось строго. Не потому что настроение было соответствующее, а потому что Ингрид Свенссон пришла в зал в очках с толстой оправой, с папкой под мышкой и лицом женщины, которой за ночь приснилось, что она генеральный секретарь галактики.