Переговорщики – мир по-нашему - страница 7
– Прекрасная метафора! – сказал Степан. – Значит, мы – не швейцарский сыр, а грецкий орех. Нас надо колоть, но мы вкусные.
– А мы тогда – хлеб, – сказал Геннадий. – Без нас ни вареника, ни щей.
– А я тогда чайник, – вмешалась Тамара Ивановна, – потому что без меня все холодные.
Ингрид стучала ручкой по столу, как по морзянке, подавая сигнал SOS.
– Коллеги! Фокус! Нейтральность! Протокол! Мы обязаны создать структуру общения: какие слова допустимы, какие – нет; что считается «обидой», что – «политическим оттенком», а что – «шуточкой про хохлов», за которую можно словить санкции.
– А можно мы введём цветовую шкалу? – предложил Алекс. – Ну, типа, зелёное – нейтральное, жёлтое – потенциально остро, красное – «сейчас будет кипеть кастрюля».
– То есть вы предлагаете превратить дипломатическую беседу в схему светофора? – уточнил Олег.
– А почему нет? – влез Степан. – Мы же все знаем: если кто-то говорит «мы с уважением относимся к вашей позиции», это уже жёлтый. Скоро будет буря.
– Или фраза «мы обсудим это на следующем раунде» – это чистый красный. Перевод: «забудьте, как звали».
– Или «мы признательны за вашу инициативу» – это “зелёный, но только пока никто не начал копать глубже”.
Ингрид достала флипчарт и нарисовала таблицу:
Фраза
Что это значит на деле
Цвет
Мы рассмотрим
Никогда не согласимся
Жёлтый
Интересное предложение
Смешно, но вы держитесь
Жёлтый
Поддерживаем
Мы вас боимся
Зелёный
Осуждаем
У нас выборы
Красный
Предлагаем сотрудничество
У нас нечего предложить, но красиво звучит
Жёлто-зелёный
– А где “мы готовим письменный ответ”? – спросил Алекс.
– Это когда они забыли и срочно придумывают что-нибудь на ходу, – пояснила Тамара. – У меня сосед так делал, когда забыл поздравить жену. До сих пор один.
– Так вот! – подытожила Ингрид. – Составим протокол расшифровок, и каждый будет обязан подавать свои фразы в сопровождении “эмоциональной декларации”.
– Это как? – удивился Геннадий.
– Вот, например: “Мы не поддерживаем введение дополнительных механизмов контроля”, – говорит делегат, и сразу дополняет: “Я злой, но сдерживаюсь”.
– Гениально! – воскликнул Степан. – Это как переводчик внутреннего настроения! Я бы так с бывшей разговаривал!
– Или с налоговой, – добавил Олег.
– Или с таможней, – буркнул турецкий наблюдатель.
– А ещё, – подал голос Дональд, – предлагаю включить в протокол запрет на выражение лица “я вам сейчас объясню, как надо жить”. Это разрушает атмосферу доверия.
– Особенно когда это говорит кто-то, у кого чемодан до сих пор в аэропорту, – вставил Степан.
– А я предлагаю, – вдруг сказала Тамара, – добавить обязательный “пирожковый блок” – после каждого заседания, чтобы не усугублять. Тепло в животе – тепло в политике.
Ингрид не возражала. Наоборот, она уже записывала новую повестку: протокол общения v1.0; введение цветовой шкалы смыслов; эмоциональные декларации; упрощённый дипломатический словарь; ежедневный пирожковый блок; лицо «не учите меня жить» – под запретом; любая “ржачная фраза” сопровождается официальным смайликом.
И вот так, в атмосфере юмора, теста и латентного недоверия, делегации сделали первый настоящий шаг к общению. Не к миру, не к союзу, не к документу – но хотя бы к пониманию, что без пояснений не бывает нейтралитета, а без пирожка – покоя.
Утро восьмого дня началось строго. Не потому что настроение было соответствующее, а потому что Ингрид Свенссон пришла в зал в очках с толстой оправой, с папкой под мышкой и лицом женщины, которой за ночь приснилось, что она генеральный секретарь галактики.