«Перекрестье» Первый сезон - страница 21



Мужик морщится, явно недовольный перспективой лицезреть меня в стенах своего мотеля, но произносит то, что меня удивляет:

— Тебе даровали жизнь, которую ты собираешься оборвать, потому что не имеешь силы справиться с новой действительностью. В «Перекрестье» нет места для самоубийц и трусов. Они сразу уходят за грань и не проходят реинкарнационную фильтрацию. Этот путь в один конец.

— Пф, — рвано выдыхаю. — Великий знаток, да? Да что ты знаешь о моей жизни? Что ты знаешь о том, что со мной сделал, а? Ты сам-то много призраков видел, чтобы рассказывать мне о том, можно с этим справиться или нет?

— Я бог смерти.

— Да ну? Прям настоящий?

— Что это значит?!

— Это значит, что ты хреновый бог смерти! Забери свою… эту… целевую аудиторию, которая меня преследует. Да и вообще, вот честно, твоя рожа — последнее, что я хотела бы видеть перед смертью или после смерти! Я бы старуху с косой радужнее приветствовала, чем такого напыщенного индюка! Понятно?!

— Тебя сюда никто не звал! Убирайся! — рыкнув, мужик резко подаётся вперёд.

Меня окутывает странным малиновым туманом, в котором, как фонари, горят два огонька белого света. Дышу через раз. Цепляюсь руками в обивку дивана и отчаянно трясу головой.

— Врёшь! Ты всё врёшь! Это ты что-то со мной сделал! Ты виноват! На тебе ответственность! Мне говоришь о трусости, а сам, поджав хвост, боишься взять на себя ответственность! Твоя вина в том, что моя жизнь разрушена! — слова тонут в двухфазном эхе. Мысли начинают путаться. — Ты сам трус!

Вдыхаю пряный аромат чего-то нового и с удивлением рассматриваю сквозь завесу тумана очертания совсем другой комнаты. Незнакомой мне комнаты.

— Никто не смеет со мной так разговаривать! Теперь я буду вынужден тебя наказать! — голос, не сулящий мне ничего хорошего, раздаётся сбоку.

— Фигушки. — дышу часто, стараясь не выказывать страха. — Если ты не берёшь ответственность за то, что наделал, то ты и не имеешь никакого права, что-то от меня требовать и уж тем более как-то меня наказывать!

— Хм… — отчётливо улавливаю его ухмылку и прикрываю глаза. — Предположим, я признаю, что не должен был тебя касаться. Прикосновение бога смерти сродни благословению, божественному подарку смертному. Да, это дало тебе возможность видеть то, чего не видят другие. Но не впутывай меня во всё остальное! Ты сама пролила кровь на территории моего мотеля! Ты сама ко мне целоваться и кусаться полезла! Считаешь, это не имело последствий? Считаешь, в этом я тоже виноват? Не я тебя ранил, не я к тебе на шею бросался…

Да что он несёт?!

Волна раздражения, поднявшаяся в груди, вытесняет страх и заставляет распахнуть глаза:

— Не бросалась я к тебе на шею! Ты же сам мне заливал, что это всё сон! Часто тебя во сне целует тот, кто готов тебе зенки выцарапать, а?! А боль от укуса ты часто во сне чувствуешь?! Ты просто балабол! Наглый лжец и лицемер!

— Мне не снятся сны, припадочная.

Несколько секунд смотрю на мужика, сидящего по правую руку от меня, и понемногу начинаю с осторожностью водить глазами по сторонам.

Так-с, мы не в вестибюле. Мы в каком-то очень странном помещении. Передо мной огромная кровать, ужасная по размеру и убогому чёрному балдахину. Сбоку маячат заставленные книгами полки, во всю стену. За мужиком вижу край огромного стола, на котором, вот так сюрприз, стоит открытый ноутбук. Хочу оглянуться, чтоб посмотреть, что там за диваном, на котором я восседаю, но мою голову нагло поворачивают к себе, не позволяя даже развернуться.