Молодые парни, у которых весь разум был в портах, надеялись со временем покаяться… ближе к старости. Тешились, когда получалось, но жениться - если, конечно, не по любви - уже хотели на целых. Да и родители следили за дочерьми, чтобы те себя соблюдали. Оставались молодухи, отданные за нелюбимых, только и тем без надобности были неумелые юнцы.
Не бреши, Княжич, говорили ему. Кто ж тебе даст потетериться? Разве что Яга – костяная нога. Бери, не раздумывай. Когда дерешь, горб не видно, да и нога кривая не мешает.
Яга Княжичу была без надобности. Хоть и бегала она за ним с детства, брезговал ею. А вот к ненавистной Марье с тех пор, как появилась у нее в косе девичья лента, тянуло изо всех сил. И ведь понимал, что, если пожалуется та отцу, ему несдобровать. Говорили, чары ведовские навредить никому не могут, но не слишком Княжич этому верил. Да и без чар мог Морей оторвать все, что бренчит от натуги ниже пояса.
Понимал – а руки сами тянулись огладить там, где мягко округлилось. И не только огладить, а сжать, стиснуть, смять до боли. Так, чтобы навернулись слезы. Хотелось увидеть ее страх, услышать мольбу. Но ни разу не доставила ему Марья такого удовольствия. Отбивалась молча и яростно. Зато по ночам в мечтах и в снах он брал ее так грубо, как только мог представить.
А потом появился Кощей, и от Марьи пришлось держаться подальше.
Едва увидев незваного гостя, Княжич понял: они будут заклятыми врагами. Словно подсказало что-то звериное, нутряное. Он таращился на высокого, худого, как жердь, парня со стянутыми узкой лентой черными кудрями и ничего не мог поделать с желанием вцепиться зубами ему в глотку. А уж когда увидел, как смотрит он на Марью, а та на него…
Думал, понадобилась тощему трава какая целебная или наговор, а Морей вдруг заявил, что тот будет с ними жить, да еще и спать устроил его в теплую боковушу, которую Княжич считал безраздельно своей. Задав вопрос, откуда этот клятый Кощей взялся, он обдумывал попутно, что бы такого сотворить и заставить того убраться подобру-поздорову – а если не слишком поздорову, тоже неплохо.
Но ответ поверг в тоску: Морей взял его себе в ученики. Еще один ведьмак поганый! И что тут поделаешь, если гадить ему - себе дороже. Только терпеть. И надеяться, что свернет Кощей шею… случаем. Все ведь бывает.
Но когда за столом тот снова начал переглядываться с Марьей, понял Княжич, что терпеть будет тяжко. Хоть и ненавидел он сводную сестру, но считал, что та принадлежит ему. А не ему – значит, никому. Но, похоже, ни Кощей, ни Марья с этим не согласились бы. Что-то между ними такое происходило.
День шел за днем, неделя за неделей. Давясь от злобы, Княжич выжидал, наблюдая. Хотя не очень-то и получалось. Мать занималась женской работой, а на его долю выпадала самая тяжелая и грязная мужская, тогда как Морей с дочерью и учеником запирался в чулане, где хранил свои травы, настои и прочие снадобья или уходил с ними в лес. А еще принимал болящих или сам навещал их, прихватив Кощея с Марьей.
Как-то раз Княжич подкараулил ее у лестницы в светелку, когда в доме – он знал это точно – никого не было. Та от неожиданности растерялась, и ему удалось втиснуть сестру между стеной и столбом, так, что Марья не могла вырваться. Как ни сопротивлялась она, Княжич задрал ее длинную верхнюю рубашку, стиснул ногу над коленом, полез выше.
Кровь стучала в ушах, глаза заволокло багряным, вставший колом уд норовил прорвать порты. Княжич не думал о том, что будет, если возьмет Марью силой – вообще ни о чем не думал, кроме одного – как наконец дать волю своему хотению. Одной рукой зажимал ей рот, чтобы не кричала, другой забрался под короткую нижнюю рубашку, отчаянно жалея, что не хватает третьей - дотянуться до завязки портов.
