Первые грозы - страница 16
Страшно – это когда отец хватает нож, приставляет к своему горлу и кричит, что сейчас зарежется. Страшно, когда мать, схватив Шустрика, встаёт на подоконник и заявляет, что прыгнет вместе с ней вниз. При этом они подначивают друг друга: «Давай, режь!» «Давай, прыгай!» Страшно, когда отец бьёт мать по лицу, и она отлетает в угол и лежит там словно мёртвая. Когда мать поднимается и втыкает ему в шею вилку, а глаза у него становятся большими и остекленевшими как у мертвеца. Однажды приезжает дядя Витя, и родители становятся добрыми и тихими. Выпивают втроём и совсем не скандалят. Думаешь, как хорошо, что есть дядя Витя. Вот бы он пожил у нас подольше!
Потом идёшь в туалет и наталкиваешься на его огромную тушу. Он прижимает к стене, говорит, какая ты красивая, шарит руками по телу, голым ногам, забираясь всё выше. Хочется кричать, но не можешь вдохнуть. Плачешь, но он не реагирует. В коридор выходит мать, и он разочарованно отходит от тебя, подмигивает и шепчет: «Продолжим позже».
Берёшь сонную сестру, выбегаешь из дома и всю ночь ходишь и ходишь по улице, вытирая слёзы, шарахаясь от случайных прохожих. Утром мать кричит, что ты безмозглая дура и хочешь её смерти. Начинаешь объяснять про дядю Витю, путаешься, трясёшься. «Не могу больше слушать этот бред» – говорит мать. Не поняла? Или не поверила? Всю неделю ходишь за ней как привязанная, ждёшь пока уедет дядя Витя. А он всегда садится рядом и гладит своей ручищей твою ногу. Ты пытаешься рассказать, а тебе никто не верит. Потому что дядя Витя хороший. Его все любят, а тебя не любит никто. Самое страшное, что Шустрик тоже очень любит дядю Витю и постоянно норовит чмокнуть его в щетинистую щёку. К счастью, дядя Витя перебрался на Дальний восток и уже год, как не навещал подмосковных родственников.
Как назло сегодня, когда мать разошлась пуще обычного, Шустрик заупрямилась и никак не хотела идти в тайное место.
– Прекрасная погода! – на первом этаже отворилось окно. Тамара, протянув руки, начала ловить в ладони дождевые капли.
– Чего в ней прекрасного? – буркнула Ню, насупившись.
– Прекрасно в такую погоду сидеть дома, укутавшись в плед, пить какао, есть шарлотку и смотреть любимый фильм.
Ню даже спорить не хотелось, а Шустрик запрыгала и закричала, что хочет домой.
– Жаль, я совсем не умею готовить шарлотку, – вздохнула Тамара.
– Чего её готовить! – удивилась Ню. Надо же, взрослая женщина, а элементарный пирог испечь не в состоянии.
– Увы, моя голова всегда была занята другим. А сегодня мне уже поздно переучиваться.
Шустрик продолжала кричать, и у Ню начало покалывать в затылке. Ещё немного и она не выдержит, силком потащит дурёху подальше от дома. Не объяснишь мелкой, что домой нельзя.
Тамара ещё раз вздохнула:
– Ах, если бы кто-нибудь помог мне испечь шарлотку! – и хитро посмотрела на Ню. – Такая погода пропадает! Хочешь пирожок с какао, детка? – обратилась она к Шустрику.
– Хочу! – завопила та, и протянула руки к окну. Тамара легко схватила её, подняла и внесла в квартиру. Ню ничего не оставалось, как последовать за ней, только более цивилизованным путём, через подъезд.
Глава 8
Тамара давно жила в доме. Так давно, что знала всех жильцов. Знала она и то, почему почти каждый вечер Ню тащит сестрёнку на улицу. И каждый раз ей становилось их безумно жаль. Она всегда всех жалела эта Тамара. Даже залетевшую в квартиру муху не убивала, а ловила и выпускала на улицу. Много лет она жила одна, и никого в целом свете у неё не было. Только герань на окне да соседи, бросавшие пару слов перед тем, как войти в подъезд. Иногда казалось, что этого достаточно.