«Тот, кто видит её душу».
Первая звезда появилась на небе. Морена вскочила, паника в её глазах. Она указала на дверь, потом на свои губы. Эрик понял – скоро начнётся.
Но вместо того чтобы уйти, он написал:
«Можно мне остаться? Я хочу увидеть».
«Нет! Это слишком ужасно. Вы не должны видеть меня такой».
«Пожалуйста. Мне нужно понять».
Она колебалась. Потом, когда вторая звезда зажглась на небе, кивнула обречённо. Указала на угол комнаты, подальше от окна, и Эрик сел там, наблюдая.
Превращение было мучительным. Он видел, как её тело напряглось, как она пыталась сопротивляться. Видел, как её рот открылся против воли, как грудь поднялась для первой ноты. И хотя он не слышал песни, он видел её силу.
Воздух вокруг Морены дрожал, словно от жара. Её волосы развевались в несуществующем ветре. Слёзы текли по её щекам, но она не могла остановиться. Она пела, и её лицо было маской страдания.
Эрик поднялся и подошёл к ней. Она попыталась отступить, всё ещё напевая, но он мягко взял её за руки. Они были ледяными, дрожащими. Он сжал их, пытаясь передать тепло, силу, поддержку.
Морена смотрела на него с изумлением, продолжая петь. Он не слышал её голоса, но чувствовал вибрацию – через её руки, через воздух, через камни башни. Это была самая печальная мелодия, которую он когда-либо ощущал.
Они стояли так всю ночь – она пела свою проклятую песню, он держал её руки, якорь в буре её мучений. Когда последняя звезда погасла перед рассветом и проклятие отпустило её, Морена упала ему на грудь, рыдая беззвучно.
Эрик обнял её, чувствуя, как она дрожит. Они не нуждались в словах. В этот момент двое одиноких душ нашли понимание, которое было глубже любых слов, любых песен.
Когда солнце поднялось над морем, Морена отстранилась. Её лицо было измученным, но в глазах появилось что-то новое. Не надежда – ещё слишком рано для надежды. Но, возможно, вера в то, что она не одна.
Она взяла перо и написала:
«Спасибо».
Эрик покачал головой и написал в ответ:
«Спасибо вам. За то, что позволили мне остаться».
Он ушёл с рассветом, но оставил припасы, книги, бумагу. И обещание вернуться снова. Гребя обратно к кораблю, Эрик думал о вибрации её песни, о холоде её рук, о тепле её слёз на своей груди.
Торвальд встретил его на палубе с облегчением и тревогой в глазах. «Капитан?» – спросил он жестами.
«Всё в порядке, – ответил Эрик. – Подними паруса. Мы идём домой. Но мы вернёмся».
И глядя на удаляющийся остров, он знал, что сдержит это обещание. Снова и снова, столько раз, сколько потребуется. Потому что некоторые проклятия можно разрушить только терпением, пониманием и присутствием.
А у него было время. Всё время в мире для женщины, которая пела для смерти, но жаждала жизни.
Месяц прошёл с того дня, как Эрик впервые остался на ночь. Месяц визитов – иногда коротких, между рейсами, иногда длинных, когда погода не позволяла выйти в море. Морена начала измерять время не восходами и закатами, а днями между его приходами.
Сейчас она сидела на вершине башни, разбирая его последний подарок – деревянную шкатулку с хитрым механизмом. Внутри лежали письма. Десятки писем, которые он написал ей во время последнего плавания.
«День первый после отплытия. Море спокойно. Думаю о том, как вы сказали, что забыли вкус апельсинов. В следующий раз привезу целый ящик из Солнечных островов».
«День пятый. Шторм прошёл мимо. Торвальд говорит, я словно чую погоду за сотню миль. Если бы он знал, что я просто спешу вернуться».
