Читать онлайн Данила Исупов - Песня Пожирателя

Когда мир был юным, а боги ещё ходили среди людей, первый Арканист начертал на коре древнего дуба руну жизни. Дерево задрожало, его корни впились глубже в землю, а ветви потянулись к небу, будто пытаясь дотянуться до звёзд. Так родился первый дуб-архив, положивший начало Живому Лесу.

Арканисты – хранители письменного слова и стражи границы между реальностью и тем, что скрывается за чернилами на бумаге. Их цитадель, Башня Тысячи Томов, возвышалась в центре растущего леса, её шпили были увиты лозами, на которых распускались цветы-буквы, опыляемые пчёлами-запятыми.

В те дни Гильдия Арканистов состояла из семи кругов:

Круг Пера – мастера письма, способные оживлять написанное Круг Чернил – алхимики, создающие магические чернила из сущности мира Круг Печати – хранители барьеров между реальностью и хаосом Круг Страниц – библиотекари, помнящие все написанные истории Круг Корня – смотрители дубов-архивов Круг Грифона – боевые маги, защищающие знание Круг Тени – разведчики, следящие за границами реальности

Согласно "Хроникам Первого Пера", хранящимся в Башне, именно Арканисты создали первый алфавит, способный не только описывать реальность, но и изменять её. Каждая буква была не просто символом – она содержала частицу силы первозданного хаоса, укрощённую и направленную на служение порядку.

Но там, где есть свет, всегда прячется тьма. В глубинах леса зародился культ Валтаара – те, кто верил, что истинная сила таится не в сохранении слов, а в их искажении. Они практиковали тёмные ритуалы, описанные в запретном Трактате о некротической эпиграфике, превращая живые буквы в орудия разрушения.

Валтаар, чье имя стало запретным, был когда-то Арканистом из Круга Пера. Его исследования пошли по тёмному пути – он пытался создать алфавит смерти, способный не просто описывать реальность, но переписывать её законы. Его эксперименты привели к созданию "Чёрного Кодекса" – книги, чьи страницы были сделаны из человеческой кожи, а чернила – из крови невинных.

Когда правда о его деяниях открылась, Совет Семи Кругов изгнал Валтаара. Но было поздно – у него появились последователи, верившие, что его путь ведёт к абсолютной свободе от законов реальности. Они ушли в глубины Леса, где основали свои храмы.

Трактат о некротической эпиграфике, главный труд Валтаара, описывает не только тёмные ритуалы, но и природу письменной магии. Согласно ему, каждая написанная буква – это дверь, каждое слово – путь, а каждый текст – реальность, ждущая воплощения.

Ладонь сжалась в судороге, будто под кожей извивались чернильные змеи. Каждый сустав пронзала острая боль, словно кости пытались разорвать плоть изнутри. Три недели прошло с тех пор, как в руинах храма Валтаара я поднял этот проклятый артефакт – плоский осколок обсидиана с выгравированным знаком "Ока Молчания".

Согласно Трактату о некротической эпиграфике (глава VII, "О природе проклятых символов"), "Око Молчания" – один из семи первородных знаков, созданных самим Валтааром. Это не просто символ – это дверь, через которую тени могут говорить с живыми. Арканисты называют такие артефакты "якорями хаоса" и охотятся за ними веками.

Теперь даже дневной свет не спасал от навязчивого шепота, а по утрам я отплевывался черной слизью, в которой плавали микроскопические буквы неизвестного алфавита. Мастер Эйвин из Круга Чернил однажды описал подобный симптом в своем дневнике – это признак того, что человек становится проводником для чего-то древнего.

Я остановился на вершине холма, опираясь на дубовый посох с выщербленными рунами. Дерево было неестественно теплым, будто в нем пульсировала чужая кровь. Внизу, в ложбине между древними дубами-архивами, плясал костер.

Дубы-архивы – живое наследие первых Арканистов. Каждый ствол – это летопись, каждая ветвь – глава в бесконечной истории мира. Их кора испещрена письменами на языках, большинство из которых давно забыты. Некоторые руны светятся в темноте, другие меняют форму при прикосновении, третьи шепчут древние тайны тем, кто умеет слушать.

Когда я приблизился, письмена на коре зашевелились, как живые существа. Согласно "Кодексу Древесной Речи", составленному Кругом Корня, такое поведение означает, что дубы признали во мне родственную сущность – того, кто тоже стал частью текста реальности.

В костре горели не дрова – страницы "Анналов Пожирателя" вспыхивали синим пламенем, выпуская в ночь искры, которые застывали в воздухе, образуя на мгновение целые слова, прежде чем рассыпаться в пепел. Трактат предупреждает об опасности сжигания магических текстов – каждая сгоревшая страница высвобождает заключенную в ней силу.

Пять фигур сидели в неровном кругу, их тени на скалах двигались независимо от хозяев. Такое явление подробно описано в главе XII Трактата ("О самостоятельных тенях"): когда реальность истончается, тени обретают подобие собственной воли, становясь отражением скрытых истин своих владельцев.

Первым меня заметил лютнист в выцветшем синем плаще. Его пальцы, украшенные кольцами из человеческих зубов, перебирали тринадцать струн, извлекая мелодию, от которой по спине бежали мурашки, а в ушах звенело, будто кто-то царапал ногтями по стеклу. Каждое кольцо, как я позже узнал, принадлежало казненному члену культа Валтаара – древняя традиция бардов-отступников, описанная в "Песнях Костяного Круга".

– Присаживайся, если не боишься, – сказал он, не прерывая игры. Губы его были аккуратно сшиты золотыми нитями в узор, напоминающий нотный стан. Это была метка Гильдии Арканистов – наказание для тех, кто злоупотребил силой слова. Золотые нити не просто сшивали плоть – они запечатывали определенные звуки, способные разрушить барьер между мирами.

– Огонь сегодня нервный. Чувствуешь? Будто знает, что грядет нечто большее, чем простая буря.

Я сделал шаг вперед, и костер внезапно погас на секунду, будто втянул воздух перед решающим прыжком. В темноте я встретился взглядом с широкоплечим воином напротив. Его меч "Клятвопреступник" лежал на коленях – древнее оружие, выкованное в кузницах Арканистов специально для охоты на порождений искаженных текстов. На его лезвии были выгравированы руны сдерживания, а гарда украшена символами из Трактата, обращенными против их первоначального назначения.

Пальцы воина машинально сжимали рукоять в ритме, который я позже узнал как похоронный марш павших у Моста Слез – места величайшего предательства в истории противостояния Гильдии и культа. На гарде тускло поблескивала гравировка: "Предаю, чтобы спасти" – слова, ставшие девизом тайного ордена Серых Клинков, охотников на еретиков слова.

– Ролан, – буркнул он, и в его голосе прозвучало предупреждение, от которого похолодела спина. – И я не люблю, когда незнакомцы пялятся на мой клинок. Особенно те, чьи тени ведут себя… неестественно.

Его собственная тень, я заметил, была неподвижна как камень – признак того, что он прошел Ритуал Привязки, описанный в секретных архивах Гильдии. Этот обряд позволял воинам Серых Клинков сохранять контроль над своей сущностью даже в местах, где реальность истончалась до предела.

Лютнист усмехнулся, и золотые нити на его губах натянулись, образуя жутковатую улыбку. Каждая нить, как гласит "Кодекс Наказаний" Гильдии, соответствовала определенному запретному слову или звуку. Я насчитал тринадцать нитей – столько же, сколько струн на его лютне.

– Он всех сначала не любит. Я – Велемир. А ты, странник с дрожащими руками и глазами полными теней?

В его голосе звучала особая мелодия – та самая, что описана в Трактате как "резонанс истины", способность некоторых бардов извлекать правду из собеседника, как ноту из струны.

– Кайлар, – мое имя вырвалось хриплым шепотом. Три дня я не говорил вслух, и голос, казалось, забыл, как звучать по-человечески. Произнесенное, оно повисло в воздухе видимой вибрацией, которую тут же впитали письмена на дубах-архивах.

– Ищешь смерть или сокровища? – раздался язвительный вопрос слева.

Худой мужчина в мантии, расшитой двенадцатью серебряными звездами, поднял взгляд от массивного фолианта. Место тринадцатой звезды занимал шрам в форме кляксы – метка изгнанника из Круга Чернил. Согласно хроникам Гильдии, такое клеймо получали те архивариусы, кто осмелился экспериментировать с запретными формами письма.

"Кодекс Утраченных Имен" в его руках шептался сам с собой – признак того, что книга была не просто записью, а живым существом, рожденным из слияния чернил и крови. Страницы были испещрены кровавыми письменами – техника, подробно описанная в Трактате как "гемографическое письмо", позволяющее запечатлевать не только слова, но и сущность того, чья кровь использовалась как чернила.

– Потому что в Лесу полно и того, и другого, – продолжил он, наконец подняв на меня глаза, в которых плавали крошечные руны. Это была метка высших архивариусов – способность видеть скрытые тексты реальности. – Хотя сокровища здесь имеют привычку пожирать своих владельцев.

В его взгляде я узнал особый блеск, описанный в Трактате как "отражение бездны" – следствие длительного контакта с запретными текстами. Согласно записям Гильдии, такие глаза получали те, кто слишком долго всматривался в пространство между строк, где таились древние сущности.

– Эйрик, – вздохнул Велемир, меняя мелодию на что-то более плавное, но от этого не менее тревожное. Струны завыли, будто раненый зверь. Каждая нота, казалось, резонировала с письменами на дубах-архивах, заставляя их светиться тусклым светом.

– Что? Пусть докажет, что не шпион Гильдии. Последние трое "странников" оказались наемниками с метками на ребрах.

Я знал об этих метках – особые татуировки, наносимые чернилами, смешанными с пеплом сожженных еретических текстов. Такие метки позволяли агентам Гильдии противостоять искажающему влиянию запретных письмен.

– Помнишь, как чуть не…

Мое зрение помутилось. В ушах зазвучал гул, будто кто-то кричал из-под толстого слоя воды. Костер вспыхнул ядовито-зеленым – цветом, который Трактат называет "оттенком прорыва", признаком того, что барьер между мирами истончается.

В пламени я увидел видения:

Свой собственный погребальный костер, сложенный из книг с моим именем на корешках. Каждая книга была написана на языке теней, который, согласно древним текстам, использовался для записи судеб.

Босые ноги, покрытые чернильными ожогами – следствие контакта с "живыми чернилами", описанными в запрещенной главе Трактата. Такие ожоги не просто повреждали плоть, они переписывали саму сущность человека.

Теней, шепчущих на языке, который не должен существовать, их рты растягивались неестественно широко, обнажая строки текста вместо зубов. Этот феномен подробно описан в "Кодексе Искажений" – священной книге культа Валтаара.

– Он не врет.

Голос раздался справа, выдернув меня из видения. Лучник в потертом капюшоне натянул тетиву лука, обмотанного темными волосами. Согласно "Гримуару Кровных Уз", такое оружие создавалось через ритуал связывания, где волосы погибшего родственника позволяли стрелам находить цель в любой реальности.

– Вижу по глазам. Он болен. Чем-то… не отсюда. Чем-то древним.

Лучник, которого я позже узнаю как Ардена, носил на шее амулет Круга Тени – расколотый кристалл, в котором плавали чернильные облака. Такие амулеты выдавались разведчикам Гильдии, позволяя им видеть искажения в ткани реальности.