Сказка? На первый взгляд… А может, иносказание, тайна? Академик Д.С. Лихачев (1906—1999) утверждал, что древнерусская литература не знает ни вымышленных событий, ни придуманных героев. Это мнение весьма авторитетного эксперта, и к нему стоит прислушаться. И разобраться.
Я, кажется, догадалась, почему в расписаниях автобусных экскурсий из Москвы в Муром, что предлагали паломнические службы и агентства, указывалось довольно позднее время выезда. На Владимирской трассе спокойнее и легче рассчитать время пути, если ехать ночью. Но я не очень большая любительница пялиться в темноту из окна автобуса – хочется всё-таки, как говорится, на мир посмотреть, а когда вокруг темно, разве что разглядишь? Хотя, наверное, предаваться размышлениям в ночной тишине, развалившись в мягком автобусном кресле, гораздо комфортнее, чем в автомобильной пробке на солнцепеке, полагаясь лишь на удобный случай и Божью милость. Кстати, в памятниках древнерусской литературы тоже присутствует некое внутреннее движение. На первый взгляд оно кажется несколько монотонным, на второй – в нем угадывается ритм и направление. В начале оно воспринимается как центробежное, растекающееся от центра к периферии, в конце – снова центростремительное, устремленное к сути, к Богу, замыкая круг. И вот пример.
…Ермолай-Еразм начал свое повествование как бы издалека. Из некой равноудаленной точки, приводящей в движение все вокруг: он вознес хвалу Троице – «единому и безначальному Божию естеству», затем отдал дань ангелам, «умным чинам, бестелесному воинству», «непостижимому умом человеческим», после чего перешел к сотворенному миру – «видимым небесным стихиям: солнцу, и луне, и звездам», и, наконец, к человеку, упомянув при этом три качества, которые даровал ему Бог: «разум, речь и душу». Все это вроде бы типичная для агиографических сочинений того времени похвала Богу, которая, по выражению академика Д.С. Лихачева, носит «этикетный» характер. Да, все так, но древнерусский сочинитель, как показало дальнейшее движение его мысли, умудрился столь виртуозно использовать традиционный прием, что он из своего рода ритуальной, обязательной части превратился в тонко продуманную сквозную тему всего повествования. Ведь уже с самых первых строк автор дает определение человеку идеальному, сотворенному по образу и подобию Создателя. Мы, люди, тоже можем творить. Например, изготовить кукол, очень похожих на нас самих. Правда, есть одна существенная разница – мы не боги, и в лучшем случае способны стать кукловодами, дергать за ниточки творения рук своих. Зато наш Творец наделил нас иным инструментарием: мы – саморазвивающиеся, у нас есть разум, слово и душа, которые симметричны в нас Божьему началу – трем Ипостасям Троицы: Отцу (ум), Сыну (воплощенное слово) и Святому Духу (душа). Стало быть, следуя за ходом мысли Ермолая-Еразма: «Бог же, не имеющий начала, создав человека, оказал почет ему – над всем, что существует на земле, поставил царем и, любя в человеческом роде всех праведников, грешников же прощая, захотел всех спасти и привести в истинный разум», – мы начинаем понимать, что речь пойдет о восхождении человека к Истине и совершенству. Ермолай-Еразм не упомянул волю, не сказал ни слова о свободном выборе и сделал это наверняка осознанно. Воля еще неизвестно куда заведет, в отличие от ума-разума… И куда автор клонит? А вот куда: «… разум человека является словно отцом слов его; слово же исходит от ума, как посылаемый отцом сын; на слове же почиет дух, потому что уста каждого человека слов без духа произнести не смогут, но слово с духом исходит, а разум руководит». Думаете, что это общие слова? О нет! Все гораздо тоньше. Очень любопытные выводы на сей счет сделал исследователь «Повести о Петре и Февронии», доктор филологических наук А.Н. Ужанков: «Под
