Но теперь мы сидели не в зале, а за кулисами в огромной комнате, куда был проведён звук из зала, и могли слышать всех, кто выступал до нас. Народ вёл себя по-разному: кто-то нервно ходил из угла в угол, кто-то настраивал свою гитару, кто-то смеялся, кто-то молча ждал своего выхода. Примерно за два номера до нашего выступления мы вдруг услышали дивный дуэт – парень с девушкой пели какую-то чудесную песню в сопровождении гитары, колокольчика и ксилофона. Да! Это были достойные конкуренты! После такого исполнения трудно выходить на сцену. Но мы всё равно были уверены, что у нас всё получится.
А вот и наша очередь. Я часто сравниваю выход на сцену с прохождением сложного порога. Обычно порог долго просматриваешь, выбираешь линию движения, способ прохода, обсуждаешь это со всем экипажем, а внутри нарастает волнение и дрожь. Нет, не страх, а именно волнение. Если страшно, лучше порог обойти по берегу от греха подальше. Но когда прыгаешь на катамаран и уже начинаешь прохождение, волнение исчезает, появляется упрямство и азарт. Так и здесь: перед выходом замираешь от волнения – вдруг что-нибудь забудешь, подведёт голос или ещё что-нибудь случится, но когда выходишь на сцену – всё это куда-то уходит, и ты уже там живёшь, а всё остальное остаётся за кулисами.
Нас объявили, и мы, раздвинув занавес, попали на широкую лестницу в центре сцены, спускавшуюся к микрофонам. Зал был огромен, свет софитов бил в глаза, и мы видели только несколько первых рядов, но чувствовалось, что на нас устремлены взгляды огромного количества людей. А надо сказать, что у нашего дуэта есть одна особенность: у Ирины рост сто восемьдесят сантиметров, а у меня – сто шестьдесят. Чтобы как-то сгладить эту разницу в росте, мне пришлось надеть туфли с каблуками высотой тринадцать сантиметров. У меня были очень красивые английские туфли, которые в дальнейшем стали моими туфлями «для выступлений». Больше всего на свете я боялась поскользнуться на этой лестнице на моих высоких каблуках и растянуться на полу на глазах у восхищённой публики, но всё обошлось, мы сошли по лестнице и встали у микрофонов.
– Морозов. Романс, – объявил диктор.
И мы запели… По-моему, мы понравились зрителям, хлопали нам долго. Когда мы ушли за кулисы, к нам даже кто-то бросился поздравлять:
– Хорошо поёте, девочки.
Гордые и счастливые, ещё немного обалдевшие от выступления, после перерыва мы пошли в зал смотреть второе отделение. Пришло какое-то спокойствие, я не сомневалась, что мы выступили хорошо.
Но, как всегда и бывает, судьба – индейка. Когда объявляли победителей, наших фамилий не назвали. Мы не завоевали никакого места, хотя очень надеялись неизвестно на что. Это нас не огорчило, а скорее разозлило. Мы внимательно прослушали весь концерт, и, по правде говоря, нам казалось, что мы могли претендовать хоть на что-то, не так много было действительно хороших и интересных выступлений. Но, может быть, мы просто переоценивали себя, а на самом деле наше пение ещё было слишком сырым? Я в жизни никогда не страдала звёздностью и не была тщеславна, всегда знала себе цену и всегда знала, что я делаю хорошо, а что на троечку. Если не на пять, то на четыре мы точно выступили. Но, в общем, такой результат можно было понять – нас никто не приглашал, не отбирал, слава богу, что разрешили выступить. Было очень обидно, хотя и понятно.
