Плакальщица - страница 5

В общем-то, я не обязана практиковаться, поскольку на похоронах никому нет дела до качества пения. Однако плакальщица, которая умеет хорошо петь, радует клиентов больше. Пришедшие на похороны люди платят деньги, чтобы «отведать тофу», так что вполне логично, что они предпочитают возвращаться домой удовлетворенными, как если бы похороны стали еще одним поводом для развлечения.

Я ненавижу петь на похоронах, пусть даже мне и платят за это деньги. После того как все выстраиваются в очередь и один за другим кланяются телу в гробу, спокойные и торжественные похороны превращаются в хаос. Никто больше не видит нужды демонстрировать горе. Иногда плакальщицы приглашают какую-нибудь музыкальную группу, чтобы она подыграла им, но я никогда так не делаю, поскольку музыканты часто фальшивят или играют слишком громко. Я вынуждена сама петь радостные песни, хотя для меня это достаточно неприятно.

На посетителей похорон всегда оказывается некоторое давление, чтобы вызвать у них должный уровень скорби. Если вы пришли на похороны, вам не обязательно выглядеть таким же печальным, как родственники покойного. На самом деле, вы не обязаны даже грустить, но показать, что вам не все равно, – это как минимум проявление вежливости. Веселые песни в заключительной части похорон вносят не то чтобы радость, но некоторое облегчение в скорбную атмосферу. Однако после плача они всегда кажутся мне неуместными.

Быть плакальщицей нелегко, поскольку мой доход зависит от количества умерших людей. В наше время люди живут намного дольше, чем раньше. Нет, я не мечтаю, чтобы люди умирали чаще, однако любая смерть для меня – это шанс заработать денег. Больше смертей означают для плакальщицы больше денег. Мне говорили, что меня считают лучшей плакальщицей в округе. В любом случае плакальщиц, в принципе, не так уж много.

Я вздремнула днем – ночью мне плохо спалось. После похорон я всегда сплю беспокойно. Восковое лицо в гробу будет всплывать передо мной еще несколько дней. Я стараюсь никогда не вкладывать в похороны личные эмоции. Я проливаю слезы, но не плачу от души. Тем не менее на это уходит столько энергии, что каждый раз я чувствую себя измотанной. Иногда, находясь дома после похорон, я не понимаю, что же я ощущаю – подавленность или опустошение.

Я проверила свои овощи на заднем дворе. В горшке с чесноком больше не осталось отростков. Придется ждать три или четыре дня, пока чеснок не вырастет достаточно длинным, чтобы можно было его резать снова. Возможно, стоит пройтись по деревне и собрать немного дикого чеснока. Листья дикого чеснока чуть-чуть шире, и вкус у него понежнее.

Его нетрудно найти вдоль деревенских тропинок.

Я взяла маленький полиэтиленовый пакет и вышла из дома.

В нашей деревне до сих пор грунтовые дороги. Если на улице сухо, они выглядят нормально, но как только начинается дождь, дороги, конечно, размокают и становятся грязными и скользкими. Забетонировано лишь несколько дорожек на выезде из деревни – те, что ведут к асфальтированному шоссе.

– Это ты? – раздался чей-то голос.

Я обернулась.

– Тетушка Фатти, – поздоровалась я и остановилась.

Тетушка Фатти, подруга моей мамы, была худощавой женщиной. Вроде бы раньше она была толстой, но я этого не помню[1].

– Чем занимаешься? Я тебя почти не вижу.

– Хочу собрать немного дикого чеснока.

– Дикого чеснока? У тебя так плохо с деньгами? Сейчас никто уже не ест дикий чеснок.