Плакальщица - страница 6
– Я его тоже не часто ем.
– Ты до сих пор зарабатываешь на жизнь плачем на похоронах?
Голос тетушки сделался суровым.
– Да.
– Женщина из приличной семьи не должна заниматься подобным.
– Я вынуждена зарабатывать деньги.
– Да, вынуждена. От твоего мужа никакого проку.
– Он умный человек.
– Его ум тебя не прокормит. Только деньги.
– У нас все в порядке с деньгами, тетушка Фатти.
– Очень надеюсь. Кстати, ты всегда ходишь в такой одежде?
Она оглядела меня с ног до головы.
– Это старая одежда моей дочери.
– Она тебе слишком тесна. Только глянь на эти синие штаны! Любой может увидеть форму твоей задницы и ног.
Я промолчала. Мне было нечего ответить.
– Не делай такое лицо. Ты росла на моих глазах. Я намного старше тебя.
– Я знаю, тетушка Фатти.
– Говорят, рано или поздно ты принесешь нам несчастье, но мне все равно. Меня и так считают проклятой, потому что у меня умерли два мужа.
– Вы ни в чем не виноваты, тетушка Фатти.
– Не надевай больше эти штаны, – сказала она, не обратив внимания на мои слова.
– Они очень удобные.
– И нравятся мужчинам? Люди судачат, что ты слишком часто ходишь в парикмахерскую.
– Не часто. Только когда обязана.
– Никто не обязан ходить в парикмахерскую.
Я готовила ужин и потихоньку напевала себе под нос. Я, конечно, не искусная певица, но я люблю петь. Когда я пою, я как будто общаюсь сама с собой. Я предпочитаю медленные заунывные песни. Обычно после них грусть слегка отступает.
Я собрала немного карликовой фасоли и разморозила кусочек свиного фарша. Это блюдо всегда идет на ура, особенно если приготовить его с соевым соусом, чесноком и чили. Мужу оно тоже нравится. Когда есть возможность, я готовлю что-нибудь по его вкусу.
– Пахнет вкусно.
Муж взял свою миску с рисом и поковырял палочками в блюде с фасолью и свининой.
– Попробуй картофельную соломку с остро-кислым соусом.
Я пододвинула к нему еще одно блюдо.
– Сегодня немного подзаработал в маджонг. Я не всегда проигрываю.
– Не всегда.
Меня так и подмывало сказать: «Если бы ты не играл в маджонг, ты бы никогда не проигрывал», но я, конечно же, смолчала.
– Кстати, ты ответила дочери? – Муж сменил тему.
– Пока нет. Еще не решила, что ей сказать.
– Ты не хочешь ехать? – Муж смотрел на меня с недоумением.
– Я бы с удовольствием, но как же моя работа?
– Твоя работа? У тебя нет нормальной работы.
– Я пла́чу на похоронах и получаю за это деньги. Вполне нормальная работа.
– Она очень нерегулярная. К тому же ты пользуешься людскими смертями.
– Ничем я не пользуюсь.
– Когда никто не умирает, ты бесполезна! – повысил голос муж.
– Но я, по крайней мере, полезна, когда кто-нибудь умирает, – повысила я голос в ответ.
– Ты мне перечишь, глупая женщина?
Он встал и с силой швырнул свою миску на пол.
Фарфоровая миска разбилась, ударившись о керамическую плитку. Рис разлетелся во все стороны.
Я посмотрела на беспорядок, но не сдвинулась с места.
– Из-за тебя, – он указал на меня пальцем, – у нас стало на одну миску меньше. Я бы не разбил ее, если бы ты не перечила.
– Я не перечила.
– Положи мне рис в другую миску, – сказал муж и снова сел.
Выходит, он до сих пор не наелся.
Я убиралась на кухне, а в горле стоял ком. Мне хотелось кричать. Что бы сделал муж, если бы я разбила миску? Мне хотелось с кем-нибудь поговорить. Мне хотелось кричать. Станет ли дочь слушать меня?
Я не могла не думать о дочери. Я не видела ее больше полугода. Она жила в Шанхае со своим парнем. Он работал таксистом, она – массажисткой. Однако муж думал, что теперь она устроилась в супермаркет. Он был очень недоволен, когда дочь уехала в Шанхай и стала работать в массажном салоне, поскольку многие массажистки имеют репутацию проституток. Муж долго нудил, уговаривая меня убедить дочь уволиться с работы, поэтому мы решили солгать ему, сказав, что она устроилась в супермаркет на выкладку товара. Я не считала работу массажисткой проблемой, поскольку доверяла дочери. Если живешь в Шанхае, куда важнее получать хорошую зарплату. Массажистки зарабатывают много денег, правда, рабочий день у них длинный. Но теперь дочь вынашивала ребенка, так что ни массажисткой, ни укладчицей товара работать уже не могла.