Отец Стэйна, потомок первых Одманнов, был не просто фермером, но и изобретателем. Его аппараты для стрижки овец и заготовки сена сделали ферму еще богаче. Король Альвисс гордился подданными и часто наведывался в Варкушиль, чтобы угоститься свежим, по общему признанию самым вкусным молоком да спрятаться в тени горы Шилья от ветров и правительственных забот.
Ферма процветала, пока к власти не пришел Хэйвард. И с тех пор для Одманнов начались тяжелые дни. За несколько лет король «задушил» их непосильными налогами, а затем и вовсе бросил в долговую тюрьму, приговорив к работам на рудниках до тех пор, пока фермеры не выплатят долг казне. Но тот был таким огромным, что все понимали – выхода с рудников нет. Родители Стэйна будут до конца жизни работать на короля, пока не погибнут от тяжелого труда. Стэйн и его младший брат Лейф оказались на улице. Суд определил их в сиротский приют, но они сбежали и пополнили ряды беспризорников. Вскоре Лейф заболел.
Здесь Стэйн, который мог часами рассказывать про обожаемый Варкушиль, родителей и ферму, словно терял весь словарный запас. Речь становилась скупой и горькой, как ядреная редиска, щипавшая язык. Крис интуитивно поняла, что с братом что‑то случилось, иначе он был бы здесь, вместе с ними. И по всему выходило, что заботился Стэйн о ней так, как бы заботился о брате.
Молча сжав руку друга, со слезами на глазах она узнала о том, что Лейф погиб.
Вспомнив об этом, Крис глубоко вздохнула. С одной стороны, ей было жаль Лейфа, но с другой – она радовалась тому, что встретила Стэйна.
Несмотря на свои пятнадцать лет, физически крепкий, высокий Стэйн на целую голову перерос сверстников, да и парней постарше. Ни те ни другие не хотели с ним связываться. Крепкие кулаки быстро отбили охоту спорить.
И вот уже почти полгода Крис работала с ним в паре и не могла поверить счастью. Даже самые тяжелые для рыбаков и их малолетних помощников летние месяцы, когда мошкара и комары размером с осу грозились сожрать заживо, а полуденный зной прожигал дыры в коже, прошли незаметно. Время летело с такой скоростью, что Крис потеряла счет дням.
Стэйн каким‑то внутренним чутьем еще с берега определял, сколько рыбы везет баркас, и всегда выбирал самые груженые. Ведь моряки, довольные добычей, никогда не скупились и щедро одаривали помощников. А вот если улов скудный, то ребят ждали в лучшем случае несколько медяков, в худшем – пара кусков хлеба. Но Стэйн к таким лодкам не подходил, безошибочно определяя моряка, у которого в карманах еще водились деньжата, и предлагал услуги ему. Ну а Крис как привязанная ходила за ним. Вырученных денег хватало на то, чтобы купить еду в одном из дешевых трактиров, которых на берегу было почти столько же, сколько и кабаков, вырастающих словно грибы после дождя. Жители вместе с обнищавшим королевством опускались на дно. А чем больше забулдыг, любящих пропустить стаканчик-другой, тем больше открывалось грязных кабаков, с удовольствием этот стакан подающих. Кабаки грозили вытеснить трактиры. Последние боролись как могли, снижая цены на и без того дешевые товары, что позволяло бродяжкам сытно поесть.
Высыпая очередную корзину в ларь, девочка кинула быстрый взгляд на один из таких трактирчиков с покосившейся вывеской. «Сочные грудки» – гласила она. Под вывеской нарисована жареная курица с яблоками, а рядом примостился пышный каравай, обернутый румяной косой. Двусмысленное название смешило народ, и трактир по сей день оставался популярным местом у обитателей пристани. И это несмотря на то, что о сочных куриных грудках давно позабыли. В меню главенствовали лишь капустная похлебка да жареная рыба. Благо капусты в этом сезоне уродилось много, да и рыбалка не подводила, а то поварам было бы нечего и предложить.
