Приписав подробный адрес, Эйверторн подбросил шмеля вверх.
Пока наполненное магией насекомое расправляло прозрачные крылышки, успел несколько раз подумать, правильно ли поступает. Вероятность, что в фальшивой невесте уже нет необходимости, была очень высока.
Однако что-то менять было уже поздно: шмель взмыл к потолку и зажужжал прочь от квартиры мага, а Эйверт, выбежав из дома, свернул на соседнюю улицу, нашёл свободный экипаж и назвал знакомый с детства адрес. Неизвестность и нерешённая проблема выбивали почву из-под ног. Впрочем, не впервые.
6. Глава 6
Всю дорогу, показавшуюся Эйверторну бесконечной, он не находил себе места, гадал, как встретит его родной дом.
Роскошный фамильный особняк встретил величественным молчанием. Четырехэтажный дом, дополняемый просторной мансардой, стоял в самом красивом месте на земле. Из окон, что выходили на север, открывался вид на пологий холм; с южной же стороны была видна извивающаяся змеёй узкая река, а от неё зеленой волной накатывалась на стены дома аккуратная лужайка, постепенно переходя в ухоженные пестрые цветники. Здесь и начинались владения Хильды Легрант, некогда одной из самых могущественных магесс, с мнением которой до сих пор считались не только влиятельные маги, но и сам глава Высочайшей Комиссии. Последний, кстати, по молодости не отказывал себе в ухаживании за молоденькой Хильдой и даже за кружкой-другой пива порой откровенничал, что научил магессу Легрант некоему секретному заклинанию, о котором на свете знали лишь трое: Хильда, сам глава Комиссии и его мама, ныне уж лет двадцать как покойная. Правда то была или нет, никто не знал: старая Хильда умело держала язык за зубами. Однако с главой Комиссии и правда была дружна и частенько приглашала в дом на чай. Тот принимал приглашения с большой охотой, наряжался и выливал себе на плешь душистой воды больше, чем на прием к бургомистру, и всегда приезжал с охапкой алых роз, чем вызывал огромное недовольство у Грэга.
Парк вокруг дома Легрантов утопал в цветах. Гвоздики, левкои, колокольчики и, конечно же, розы, чайные, белые, пурпурно-красные и алые, радовали глаз, и их неистовое цветение давало хозяевам много пищи для гордости. А в самом центре подстриженной круглой лужайки, прямо напротив парадной лестницы, стоял большой кедр, и именно из-под его душистой сени Эйверторн и оглядел клумбы, ласково озарённые послеполуденным солнцем, а затем посмотрел на тяжёлые двери, в которые предстояло войти, и тяжело вздохнул. Сделав шаг в направлении входа, внезапно замер на месте, так как именно в этот момент двери принялись медленно открываться, и прилагающийся к помпезному особняку дворецкий, вышколенный по всем правилам, встретив молодого мага на широком крыльце, громко и на весь первый этаж огласил:
– Мастер Эйверторн Легрант! – и зачем-то добавил: – Собственной персоной.
Эйверт хмыкнул.
Пафос его семья любила, но особенно всё пафосное обожала бабушка. Но коль уж присущая дому Легрантов манерность сохранялась несмотря на тревожные новости, которые побудили мага сорваться из академии домой раньше положенного, значит, бабушка была ещё в сознании и каком-никаком здравии, иначе тот же дворецкий, вместо того чтобы околачиваться у входа, давно бы сидел в библиотеке, где мать приспустила бы шторы, а отец, смахивая скупую слезу со щеки, наливал всем горькой настойки, которую домочадцы обыкновенно пили по совсем уж печальному случаю. Последний раз графин с той настойкой открывался лет этак десять назад, когда до семьи дошли вести о старшем сыне Иветты и Нейта. Выпито тогда было невероятно много, особенно дедом и отцом. Но время шло, и со случившимся все свыклись, и горькой гадостью печаль более не заливали, ведь, в отличие от старшего брата, Эйверторн не давал родне ни одного повода в нём разочароваться. Пока не давал.
