Поднебесная (сборник) - страница 54
Иванов. Ну и что? Опозорил нашу страну.
Темников. Я?
Иванов. А кто же.
Темников. Какой-то изгиб мысли, мне совершенно непонятный. Так как я ее опозорил?
Иванов. А так. Если выгружаешь ящики, то выгружай. И не выдрючивайся. Темников. Все равно непонятно. А то, что я избавил дорогих гостей от попрошайки, Иванов? Ты нелогичен.
Иванов. Не будут шляться, где не положено.
Темников. Это их право, Иванов. Они за это деньги платили, валютой.
Иванов. Я на месте правительства ни одного бы не пустил. Сволочи. Они нас за людей не считают.
Темников. А вот здесь, Иванов, ты сам себя выпорол.
Краков. Да ладно, что вы завелись?
Включает транзистор, попадая на последние известия. Какое-то время все слушают, затем Демчик жадно выпивает, следом за ним остальные.
Бондаревский убавляет громкость.
Бондаревский. А в Харькове, парни, мамаша меня устроила кочегаром на кондитерскую фабрику. Это сорок седьмой год. Кто помнит, тому не буду объяснять. А один мужик мне раз встретился, другой. И говорит: детей, говорит, пятеро, с голоду пухнут. Вынеси мне, говорит, хлопец, маслица немного, сахарку для детей. А я же еще, парни, малолетка. Я же если где-то кого обижу, мне потом его жалко еще становится. И ведь точно дети голодные, был я у него. Ладно, говорю, вынесу. Набил сапоги сахаром, масла напихал за пазуху. С этим меня и взяли. А тот мужик на мое место пришел кочегаром. Вот так. И слесаря ему недельки через две после суда отлили пузырек грушевой эссенции, он ее в своей кочегарке, на разбавляя, глотнул, – никто его, понимаешь, не предупредил, ну и – хана… А?.. И в Харьков я только через пятнадцать лет приехал, мамашу хоронить… И скажу я вам, парни, одно: поздно понимаешь все. Совсем поздно. Эти деньги сибирские, к примеру, я всю жизнь зарабатываю, а удержать не могу! Не держатся в Сибири деньги, вот что я вам скажу, парни! Мне уже с лейкой на балконе надо ходить, а я с хаком по тайге ношусь. И детей вон, попробуй, выучи. Хреновая эта жизнь, ничего в ней нет толкового. Как покатится все в разные стороны, до самой смерти не соберешь. (Темникову.) Верно ты говоришь. Хреновая жизнь!
Краков. Ну что вы снова завели! Хреновая! Хреновая!.. Времянку срублю в этом году, привезу жену и на фиг вы мне все сдались! А в октябре в Крым поеду. А в январе снова в тайгу. Пока не надоест. Вася, пропусти одну!
Темников. Завидую тебе, Семен. Жену, времянку… Где бы мне найти такую жену, и как бы мне построить такую времянку, чтобы меня червь перестал есть.
Иванов. Работать надо. Руками. Как все работают.
Темников. Да брось ты, Иванов. Тебе-то зачем деньги? Такие, как ты…
Иванов (с яростью). Мне зачем?! Мне зачем, да?.. У меня трое детей, понял? Трое! (Достает фотографию, снова прячет. Руки у него трясутся). Ты же, сука, за всю свою жизнь ни одного человека не накормил! Ты же… таких… как бешеных собак!..
Темников. Дуэль.
Иванов. Всю жизнь не работает, а у него все есть! А я всю жизнь работаю – и у меня ничего! Три девчонки, три девочки… друг за дружкой донашивают!.. А этот – бичует! И там у него «Форд» ржавеет! Скучно ему… вокруг Европы плавать!.. Убил бы! Убил!
Темников. Ну, так убей. Ты же трус, Иванов. Даю тебе шанс.
Встает, подходит к своей тумбочке, достает тетрадь, отрывает два клочка бумаги, на одном делает метку, сворачивает их в трубочки.
Темников. Сейчас будем тянуть жребий. Тот, кто вытащит с меткой, стреляет первым. На двадцать шагов. Жаканом.