Они выбежали из укрытия. Их было мало. Плохо вооружённые, без формы, без приказа. Но за ними стоял город. Он смотрел в окна. Он стучал ложками по кастрюлям. Он молился. Он ждал.
Бой длился меньше часа. Но за это время изменилась реальность. Отступили. Один БТР подбит. Один сдался. Из него вышли срочники – совсем пацаны, испуганные. Славка их не тронул. Только плюнул в сторону и сказал:
– Едьте к матерям. Пусть знают, кого сюда шлют.
Когда всё затихло, город замер. Из подвалов вышли люди. Кто-то аплодировал. Кто-то шептал молитвы. Кто-то просто стоял, смотрел на выжженное поле, где теперь лежали тела. И понимал – сегодня родилась Республика.
Андрей подошёл к телу Витьки. Снял с него кепку. Уложил аккуратно. Потом посмотрел на небо. Оно немного прояснилось. Где-то в просвете появился свет. Словно кто-то включил лампу над страной.
Он встал, глотнул воздуха и сказал:
– Мы не просили этой войны. Но теперь, когда она здесь – мы не отступим.
И в этот момент старик из соседнего двора – бывший офицер, с тремя медалями и слезами в глазах – подошёл к баррикаде, снял фуражку и сказал:
– Даю клятву. Как в сорок первом. Мы не пустим их.
Все молчали. Только Маша записывала. Каждую фразу. Каждую мысль. Каждую слезу.
Так родилась Республика.
Из боли. Из веры. Из пепла.
ГЛАВА 4. НА ОСТРОВЕ МЕЖДУ МИРАМИ. Часть I. «СОЛЬ И ВРЕМЯ».
(март – апрель 2014 года, первые недели после воссоединения Крыма с Россией)
Звуки меняются первыми.
До того как сменится власть. До флагов. До указов. До новых документов.
Раннее утро. Село под Евпаторией. Скрипит калитка. Где-то вдали – звук, непривычный, щелчком рвущий воздух. Это не стрельба. Это – гусеница танка пробуксовывает на песке.
Сергей стоял у колодца, опустив ведро в тугую, ледяную воду. На его лице – морщины, как старые трещины на крымской соли. Он был когда-то агрономом, потом продавал арбузы на трассе, потом сидел без работы, потом – в охране. Сейчас он снова агроном, но бумаги об этом не было.
Он вылил воду в ведро и прислушался. Шорох шин. Кто-то приезжал. Кто-то уезжал. Уже третью неделю на полуострове, словно после землетрясения, менялась сама ткань мира.
– Серёжа, иди ешь! – крикнула жена из дома. – По радио сказали – школы теперь будут по Москве. Надо внука записывать.
Он ничего не ответил. Только сел на крыльцо. В руках – газета. Украинская. На обложке – заголовок: «Распад невозможен. Киев держит юг». Он скомкал её и кинул в ведро с водой. Газета зашипела, будто обиделась.
На другом конце полуострова, в Балаклаве, над бухтой поднимался утренний туман. Там, где раньше стояла украинская часть морпехов, сейчас было пусто. Только двое солдат в форме без шевронов курили на крыше блокпоста, и ветер шевелил над ними полоску ткани с надписью: "Русская весна", нарисованную маркером на старой простыне.
К ним подошёл лейтенант Громов. Молодой, с жёстким лицом. Он только неделю назад прибыл на полуостров – в составе подразделения, обеспечивавшего охрану критических объектов. На вид ему было двадцать пять, но глаза были сорокалетние.
– Воронцов. Доложи: сколько осталось? – спросил он у бойца.
– Двенадцать. Остальные подписали рапорт и уехали в Одессу. Без формы. Некоторые – просто в гражданке. Тихо.
Громов кивнул. Он знал: тишина – страшнее, чем выстрел. Особенно здесь, где каждый третий – с родственниками на другой стороне.
– Народ как?
– Ждёт. Молчит. Смотрят новости, но сами себе не верят.
