– Играй, что помнишь, – напутствовал старик, – своими словами! Начинай!
Бедный юноша попытался начать.
С первых же слов, он почувствовал, что его собственный голос вдруг сделался чужим, непривычно и странно зазвучав среди возникшей тишины; все вокруг отвлекало его; не зная, куда деть глаза, он, наконец, уставил их в пол; сердце бешено стучало, а тело охватила предательская, нервная дрожь.
Мучительно вспоминая текст, он разболтанно заходил по сцене, нелепо размахивая руками и, декламируя то, что помнил из роли. Догадываясь, что со стороны, вероятно, выглядит чудовищно, и от этого еще сильнее смущаясь, юноша заспешил, скомкал концовку и, судорожно вздохнув, остановился.
– Ну, ладно, молодец, – похвалил старик. – Садись, отдыхай. Не все сразу.
Тем временем, сбегали за второй.
– Хотим танцевать! – капризно заявили девицы и устремились на сцену.
После третьей плясали все, и даже старик, не желая отставать, пустился в пляс.
Актриса с колдовскими глазами подошла к юноше и, обвив руками его шею, увлекла за собой. Едва их лица приблизились, она прижалась к нему, охватив его губы пьянящим поцелуем.
– Твои глаза, как голубые брызги! – жарко прошептала она. Все это видели, а старик, лихо отплясывая, завопил:
– Сейчас нас всех изнасилуют!
– Хорошо бы! – поддержала одна из девиц.
В голове юноши стоял сладкий туман. Все произошло так неожиданно и замечательно, что он не мог в это поверить. Едва вновь зазвучала музыка, он устремился к актрисе, но она коварно отвернулась от него и, повиснув на шее кудрявого гитариста, прильнула к его губам с той же неистовой страстью, с которой мгновение назад целовала отвергнутого теперь юношу.
«Вот это да!» – подумал юноша, застыв на месте.
– Не грусти. Она со всеми так, – услышал он над ухом чей-то участливый баритон, – со стариком тоже. Она у него живет.
На мгновение юноша утратил дар речи. Кто-то бережно взял его под руки и, отведя в сторону, усадил на лавку.
– Уж я-то знаю, – заверил его баритон, принадлежавший толстяку с бакенбардами. – Они тут все друг с другом перетрахались, а старик к тому ж еще и голубой.
Юноша недоверчиво покосился на толстяка, но глаза у того были пьяные и честные.
– Слушай, парень, – обнял его за плечи баритон, – ты мне чем-то симпатичен и поэтому я хочу дать тебе один совет. – Он сделал паузу и пожевал губами. – Беги отсюда, пока они тебя не сожрали!
– В каком смысле? – не понял юноша.
– В таком. Сам думай, в каком, – таинственно заключил баритон и погрузился в молчаливую задумчивость.
Безудержная пляска угасала. Близилась полночь; гасили свет, убирали со стола пустые рюмки и чашки, прятали недоеденную колбасу. Утомленные девицы разом закурили.
Юноша почувствовал страшную усталость; виски ныли, словно кто-то невидимый пытался просверлить их насквозь.
– Устал? – услышал он голос старика и, подняв голову, мучительно улыбнулся.
Старик весело глядел на него и, казалось, был очень доволен.
– Приходи завтра. Придешь?
– Не знаю, – замялся юноша, – может быть.
– Ну, гляди сам, – позволил старик. – У нас посещение свободное. Юноша вышел за дверь, на ночном небе ярко горела луна; в сквере было тихо, лишь за деревьями шумел город.
Тем временем в подвале старик обнимал смеющуюся актрису.
Конец ознакомительного фрагмента.
