Вышел оттуда на рассвете, посреди сумасшедшего тумана. Я двигался в утреннем тумане, как сказочный ежик, изумляясь искаженным пропорциям и краскам мира. Я лишь знал, что она – первый и главнейший пункт в моем заветном списке счастливцев. Неизвестные птицы свистели-трещали так, словно горел целый лес. Я шел по странному, крутому и закругленному, как турецкая сабля, пустому асфальтовому шоссе, не понимая, кто я и где я. И вдруг вижу, как во сне, – на горке типовые новостройки-многоэтажки светятся огнями в первых лучах восходящего солнца, а под горой вроде бы знакомое селение, рыхлые частные домишки с уютными садиками и палисадниками. Свернул на заколдобленную улочку – и остановился прямо перед избушкой моего приятеля Канцелярова! Боковое окошко распахнуто, и я ввалился через него в дом.
За ширмой на кровати своей покойной бабушки крепко спал скрюченный и потный, как сурок, Канцеляров. Я растолкал его.
– Режут! – завопил он, ошалело тараща на меня косые со сна глаза. – Успокойся, Канцеляров, – сказал я, нежно погладив его по голове. – Это я.
Я, естественно, не собирался посвящать его ни в общую идею открытого мной тайного братства счастливцев, ни в подробности происходящего. Но порадовать мне его хотелось. Вот я и принялся рассказывать ему всякую чепуху – о человеческом счастье, о том, как славно и чудно мы, возможно, будем когда-нибудь жить. А он слушал меня, раскрыв рот. Млел и таял, как влюбленная девушка.
Итак, я достиг центра счастья.
Глава пятая
«Бездны Бездной»
Когда ты весь растворен в разлитом любовном елее, счастье, лобзаньях уст, трудно уследить за мельчайшими, но явными и грозными приметами-признаками подкрадывающейся большой беды. Отсюда этот нелепый, беспомощный возглас, когда однажды человек изумляется тому, как он оказался в совершенно новой для себя действительности: как же так, почему, все было так хорошо, и вдруг стало так плохо?!..
А ведь я-то – прекрасно сознавал происходящее, запомнил уколовшее нехорошее предчувствие, когда в пору нашей помолвки с Еленой Белозеровой и начавшейся подготовки к свадьбе, вдруг исчез осторожный Гречишкин. Тот самый маленький чуткий гражданин с повадками таракана.
Мало того, что провалился как сквозь землю и никто ничего о Гречишкине не слышал, в его квартире среди его же мебели жили совершенно другие люди, большая семья дизентерийно-желтых лаосцев или бирманцев, мало того, что в конторе за его столом восседала какая-то сумасшедшая омоложенная старуха с искусственным бюстом и фарфоровыми зубами, так еще и никто из наших абсолютно ничего о нем не слыхал. Что показалось мне особенно странным, никто из наших, тем не менее, внешне не высказал хотя бы удивления, даже малейшей заинтересованности по поводу моего сообщения. Однако словно невидимая судорога прошла по тайному братству. Я это явственно ощутил. Словно ветерок прошелестел: «А был ли Гречишкин? Какой такой Гречишкин? Не слышали, не знаем никакого Гречишкина!..» Очевидно лживая реакция. А главное, что за ней крылось? Плюс какая-то мистика: напрасно я рылся, перелистывал в уме список нашего тайного братства – каким-то загадочным образом маленький гражданин с повадками таракана оказался напрочь вымаран даже из моей памяти!
Потом опять стало не до того. Мы с Еленой погрузились во взаимное созерцание, многомерное общение и обладание, восхищались божественной красотой, звездными достоинствами друг друга. Это были упоительные прогулки по метафорическим виноградникам, оливковым рощам, вишневым садам и ливанским кедровникам. Яблоки, смоквы, дикий мед, сладкое вино подкрепляли наши силы. Лилии и лепестки роз украшали наше ложе.
