Телефон вибрировал.
Сообщение. От Артёма.
Просто: "Ты всё ещё читаешь рассвет, или у тебя теперь кто-то делает это за тебя?"
Катя посмотрела на экран. Долго.
Не потому что не знала, что ответить. А потому что не знала, можно ли вообще отвечать.
Он был тем самым – почти. Почти был. Почти остался. Почти мог бы быть.
Но всё время был на грани: не враг, не любовь, не друг. Просто… человек, с которым время становилось зыбким, опасным.
Они не встречались. Они существовали параллельно. Пересекались мыслями, письмами, фразами, которые были «слишком», но не «вовремя».
Катя не рассказала о нём никому. Ни подругам. Ни психотерапевту. Ни себе – вслух.
***
Ася зашла первой. В пушистом свитере и с тостом в зубах.
– Ты уже на ногах? Впереди планеты?
Катя кивнула.
– Снилось, как я убегаю. Без вещей. В ночной сорочке. Через поле.
– Прямо Чехов. Или реклама женской свободы. С музыкой и ветром.
Ольга и Юля подтянулись за кофе.
Юля была мягкая, теплая, будто всё утро гладила себя изнутри.
Ольга – уже в пиджаке. Потому что «даже утро должно бояться моей резкости».
Катя не сразу сказала. Но взгляд – выдавал. И Ася заметила.
– Что?
– Мне написал один человек.
Пауза.
– Который был. Но не был. Ну… почти был.
– А, – кивнула Ольга. – У каждой есть такой. Почти. Призрак. Инстинкт.
– Он написал красиво. Но я боюсь, что если отвечу – всё рухнет. Или я.
Юля присела рядом.
– А если не ответишь – останешься в коробке. Не из страха. А из гордости. Она ведь тоже бывает тюрьмой.
Катя покачала головой.
– Я привыкла быть разумной. Планировать чувства. А с ним… всё смещается. Я не знаю, как говорить с ним. Потому что он видит не только мою броню. Он – как будто заглядывает за неё. И это не «ухаживания». Это будто… вызов.
Ася наливала чай.
– А может, это как раз и есть признак. Что человек – не для красивого флирта, а для настоящего столкновения. Где не играешь – а существуешь.
Ольга вздохнула.
– Ну так и скажи ему. Прямо. «Ты – угроза. Я – готова. Или нет. Но знаю, что чувствую». Всё. Без Бодрийяра.
Катя взяла телефон. Написала:
"Я всё ещё читаю рассвет. Но теперь я не боюсь, что кто-то может прочесть меня."
Отправила.
Без точки.
Потому что это не конец.
Это – дыхание.
***
Они сидели рядом. Четыре женщины. С открытыми экранами, чашками, мыслями.
– Знаете, – сказала Катя, глядя в окно. – Мы всё боимся, что нас тронут слишком сильно. Что мы потеряем контроль. Но, может, только тогда и рождается что-то настоящее?
А Юля ответила:
– Когда тебя трогают – ты боишься. Когда тебя чувствуют – ты уже не одна.
У Аси дрожали пальцы. Рука держала телефон, как будто он был включён в систему жизнеобеспечения – и отзыв, который она только что прочитала, был диагнозом.
– Читай вслух, – сказала Катя. – Мы не кусаем. Кроме Ольги.
Ольга жевала морковную палочку с выражением «лучше бы это была сигарета».
Ася глубоко вдохнула.
– «Текст хрупкий. Местами гениальный. Местами – прячется. Автор боится собственной силы. Ирония – как щит. Но щит не всегда нужен. Иногда нужно просто стоять без доспехов». Подписано: Критик. Театр.doc.
Молчание. Не неловкое. А узнающее.
Юля тихо переспросила:
– «Боится собственной силы»? Это про тебя?
– Да, – кивнула Ася. – Потому что если я напишу всё по-настоящему…
Если я уберу маски, отступления, «шутка-шутка» – тогда это уже не пьеса. Это я. Голая. Без костюма. И если не примут – это отвержение не текста. Это отвержение меня.
