Горюхин. Вы извините, Петр Иванович, о болезни я как-то упустил. Толоконников. А я думал, ты о болезни. Удивился даже, куда это, думаю, Горюхина понесло? Он же ни сном, ни духом ни о каких болезнях… Цех в Дворянкине сдали?
Горюхин. Сдали.
Толоконников. Хорошо.
Входит Женя.
Толоконников. Женя, ты нам чайку принеси. Или кофе?
Горюхин. Только чай.
Толоконников. А ты, Мстислав?
Мстислав Романович. Мне кофе.
Женя уходит.
Толоконников. О! Он у нас индивидуалист. Знакомься – шурин мой, Мстислав для тебя Романович Мальчевский.
Горюхин. Горюхин. Павел Валентинович.
Входит Женя.
Женя. Кофе кончился. Я схожу в магазин.
Мстислав Романович. Не надо, Женя, что ты.
Женя. Надо.
Уходит.
Толоконников. Когда ей было два года, она уже была упряма.
Горюхин. Вы считаете, что воспитание ничего не дает?
Толоконников. Я считаю, что в ребенке борются две крови – матери и отца. И воспитание способствует тому, что одна из этих кровей побеждает. У нее моя кровь. Поэтому я ее иногда не выношу.
Звонок.
Толоконников. Пойди, открой.
Горюхин открывает. Входит сантехник. Оставляет чемоданчик в прихожей. Входит в комнату.
Сантехник. Здравствуйте. Что у вас?
Толоконников. У нас? В каком смысле?
Сантехник. Ну, сантехника вызывали?
Толоконников. Видимо, вызывали. Сейчас придет дочь и прояснит этот вопрос. А что без инструментов?
Сантехник. Каких еще инструментов?
Толоконников. «Шведки», лен, ключи. Пальцами откручивать будешь, что ли?
Сантехник. А это моя забота.
Толоконников. На стройке работал?
Сантехник. У нас вся страна стройка.
Толоконников. Разряд какой?
Сантехник. Четвертый.
Толоконников. У нас по четвертому двести выходит, а?
Горюхин. С премиями побольше.
Толоконников. Вот так. А с жильем как? Обеспечиваем?
Горюхин. Не жалуются.
Толоконников. Вот ведь психология, а? Сидят здесь на служебной площади, унижаются из-за трояка несчастного, а на стройку не идут. Не идут и точка. А ведь могут работать, мо-огут. Каждый болтик у них здесь в дело идет, каждая гаечка. Нравится, что ли, по квартирам ходить? Самому-то дом построить веселей, а?
Сантехник. А я вам могу сказать, почему к вам не идут.
Толоконников. Ну, просвети.
Сантехник. А потому что здесь я сам себе начальник. Русский человек погонял не любит.
Толоконников. Русский человек. Это ж надо – русский человек. И базу-то какую подвел. А ты знаешь, что русский человек не любит, когда от его имени кто-то начинает рассуждать: он такой, он сякой, русский человек? Ленивый русский человек? А кто страну отгрохал до самых до окраин? Не может самостоятельно мыслить? А кто технологии передовые разрабатывает? Тяжелый на подъем? А кто наш Север в палатках, с нуля освоил? Так что ты здесь не говори таких слов. Через все трудности, через войны, лагеря, голод пройди и по больши-им праздникам можешь сказать тихо, чтобы тебя никто не слышал: я, наверно, знаю, что такое – русский человек.
Сантехник. А те, кто войны не прошли, те, значит, не знают?
Толоконников. Выходит, что не знают.
Сантехник. Значит что, к войне готовиться, что ли?
Толоконников. К войне, говоришь? Готовься. Если тебя больше ничто не заставит жить и работать с полной отдачей. Готовься. Но запомни, что на войне тебе рассуждать не захочется. Там умирать надо учиться. А это – серьезное дело, я тебе скажу.
Сантехник. Вот я посмотрю – такие вы мудрые все, опытные.
Толоконников. Кто это – вы?
Сантехник. А – вы, те, кто о войне говорит, учит, советует. А порядка нет. Значит, народ совсем отупел, что вас слушать не хочет.
