Толоконников. Снова ты превышаешь полномочия. Не можешь ты говорить от имени народа.
Сантехник. А я разве не народ?
Горюхин. Знаю я одного старика – три войны от первого до последнего дня прошел, не поймешь, где морщины, где шрамы: в прошлом году женился в третий раз. Вот это – народ.
Сантехник. А я, может, четыре раза женюсь.
Толоконников (вздыхает). Тяжелый ты человек, сантехник четвертого разряда, тяжелый. (Пауза.) Ко мне пойдешь работать?
Сантехник. По пятому?
Толоконников. По четвертому.
Сантехник. Когда вас переводят с места на место, то обязательно с повышением, а мне и разряд жалко?
Входит Женя.
Толоконников. Женя, ты сантехника вызывала?
Женя. Да, кран в ванной течет… А ведь это вы были три года назад?
Сантехник. Я.
Толоконников. Ну вот, а ты говоришь – пятый. Кран-то снова течет?
Сантехник. Вы меня извините, но только из-за нее (показывает на Женю) сделаю.
Уходит с Женей.
Горюхин. А вы говорите – на стройку, Петр Иванович. Он же здесь король.
Толоконников. М-да. Как-то у нас разболталось все. Это как в машине – там гайку не довернешь, там болт не зажмешь, там вал не отцентруешь и – готово, все вразнос идет. Разучились мы мыслить по-государственному, масштабно. Делаем свое, а до остального нам дела нет. А вот идешь с работы, увидел непорядок какой – подсказал, не слушают – сообщи куда надо. Это ж недолго. Или в магазине – обвесили тебя на десять граммов, вызови заведующего. Это ж просто делается. И я гарантирую – месячник всеобщего контроля и все мы подчистим и отладим. Лень. Лень наша расейская.
Горюхин. Петр Иванович, прошу прощения. Я покину вас на пять минут. Чай я обычно готовлю сам.
Уходит.
Горюхин (в кухне). Дорогая Женя.
Женя холодно смотрит.
Горюхин (не смущаясь). Я знаю, что вы сами прекрасно завариваете чай, но позвольте на правах гостя немножко вами поруководить. Кгм (прочищает горло). Простите. Итак…
Женя. По-моему, мы еще не знакомы, товарищ…
Горюхин. Горюхин. Паша.
Женя. Товарищ Горюхин. Простите. (Готовится высыпать заварку.)
Горюхин. Ну уж нет! Это не годится. (Берет у нее из рук заварной, заварку.) Надеюсь, цейлонский?
Женя. Индийский.
Горюхин. Н-ну, пойдет. Делаете вот так (греет заварной) потом вот так (всыпает заварку, бросает кусочек сахару) и, наконец, бросаете в атаку, на штурм аромата крутой кипяток… Ради бога, укутать! Хоть чем-то укутать! (Женя, невольно подчиняясь, срывается с места, подает полотенце, затем усмехается и смотрит со стороны на манипуляции Горюхина.)
Горюхин. А это что за вода?
Женя. Где?
Горюхин. Что здесь кипит?
Женя. Для кофе.
Горюхин. Вы не любите своего дядю? Хотите напоить его, простите, пойлом? Выливайте воду. (Женя пожимает плечами, но выливает.) А это делается так. Берется капелька водички, две, три крупицы песка и кофе… На медленном, медленном огне… не давая закипеть… затем вливается… не надо резких перепадов температур, это не чай… И все-таки вы мне нравитесь.
Женя. В каком смысле?
Горюхин. В большом, Женечка, в самом большом. Вы не отказываетесь учиться, а это главное.
Женя. Послушайте, давно вы носите эту идиотскую бородку?
Горюхин. Вам не нравится? Значит, я вам уже небезразличен.
Женя. У вас очень здоровое, краснощекое лицо…
Горюхин. Это от свежего воздуха…
Женя. А вы его еще и в рамочку.
Горюхин. Нет, вы мне нравитесь всё больше.
Женя. А если я скажу, что вы мне безразличны? Неужели вас это не огорчит?
Горюхин. Надо быть честным человеком. Я вас предупредил: вы мне нравитесь, и поступил, как джентльмен.
