Военком с трудом протискался в низкое, обшитое досками здание вокзала. Начальник станции – охрипший, бледный как смерть, – сидел за столом, рвал какие-то бумаги и, плечом прижав телефонную трубку к уху, кричал:
– Некому, некому командовать! Формируем составы и отступаем. Снаряды уже на путях рвутся…
– Зачем врешь, людей пугаешь? Мотай отсюда! Я буду здесь командовать! – выхватил трубку Громов.
Дежурный обиделся, стал требовать документы.
Никаких полномочий и официальных бумаг у комиссара не было. И он сказал начальнику станции почти миролюбиво:
– Я бы тебя сейчас расстрелял, да некогда. Один вред от тебя. Марш отсюда, пока цел!
– Мандат, говорю, давай! – начальник станции выпятил живот, форменный китель чуть не треснул.
– Вот мой мандат! – военком выложил на стол тяжелую гранату. – Только что подписан, еще тепленький. Ну, какие тебе еще нужны документы?
Начальник станции опасливо покосился на гранату. Быстро сориентировавшись, встал навытяжку:
– Слушаю вас!
Громов по-хозяйски сел на его стул, смахнул на пол бумаги.
– То-то. Какие составы на путях?
– Проездом кавалерийский полк.
– Посылай человека за командиром. Что еще?
– Состав с артиллерией. Но она на Колчака идет.
– Вели разгружать.
Пришел командир полка – угрюмый, с дергающимся от контузии лицом. С ним комиссар – худой белобрысый парень в опрятной солдатской рубахе.
Этих убеждать не пришлось – поняли с полуслова. Уже через час цепь красноармейцев рассыпалась от Рождественской до Угличской улицы.
В присутствии волевого, энергичного военкома начальник станции пересилил страх:
– Какие будут еще распоряжения, товарищ командующий?
Громов довольно покрутил ус – такое обращение ему понравилось.
– Собирай рабочих, служащих. Чтобы ни один не болтался, за порядок на станции с тебя спрошу…
Рабочие разгрузили четырнадцать трехдюймовых пушек, а артиллеристов нет. Военком сам побежал на станционный телеграф – здесь безусый, молоденький телеграфист с ткацкой фабрики. Нервничает: мать с отцом за Которослью, а он здесь без дела сидит. Увидев военкома, обрадовался, сразу взялся за ключ.
– Кого вызывать?
– Стучи по соседним губерниям, – приказал комиссар, продиктовал: – «В городе восстание, шлите отряды и по возможности артиллеристов».
По телефону дозвонился до Московского вокзала.
– Барышня! Дай мне дежурную комнату железнодорожной милиции.
– А вы белый или красный?
Военком хмыкнул, переглянулся с телеграфистом. Дернув кончики усов, шутливо ответил:
– Вообще-то я брюнет, барышня. Но по убеждениям – красный.
– Миленький, – зашептала телефонистка. – Не только милиции – и служащих нет.
– Куда же они подевались?
– Приходили белые, всех железнодорожников забрали. Остальные по домам разбежались. И я сейчас убегу, страшно.
– Барышня! Подожди! Я тебе сейчас таких кавалеров пришлю – все страхи забудутся…
И Громов послал к Московскому вокзалу отряд кавалеристов. Рабочим-железнодорожникам приказал валить на Угличской улице столбы, катить со складов пустые бочки и строить баррикаду, чтобы закрыть броневикам мятежников путь к продовольственным пакгаузам.
Человек решительный, опытный, он понимал – надо любой ценой взять у мятежников артиллерийский склад. Собрал отряд красноармейцев-фронтовиков:
– Успех – в неожиданности. Поэтому «ура» – не кричать. Коли штыком, бей прикладом – молча. Выбьем контру – ставь пулеметы, и чтобы ни одна живая душа к складу не подошла…
