– Сам дурак, – огрызнулся Митька, но добродушно.
И тоже засмеялся. А следом – и все остальные дети. Напряжение спало, будто льдинка растаяла.
– Пойдем, малый, – Митька положил руку на плечо Василька. – Научу тебя падать правильно. А потом – как вставать. Это важнее всего – уметь вставать.
Они пошли к сараю, где можно было тренироваться на сене. Остальные мальчишки потянулись следом – интересно же посмотреть, как княжича воинскому делу учат.
– Смотри, – говорил Митька, показывая приемы. – Падаешь – не напрягайся. Мягко, как кот. Перекатом. А вставаешь – резко, сразу в стойку. Понял?
Василько кивал, запоминал, пробовал. Падал неловко, вставал медленно, но старался изо всех сил. Митька поправлял терпеливо:
– Не так. Вот так. Еще раз.
К вечеру Василько весь был в синяках, но глаза горели. Он нашел друга. Настоящего друга – не потому что тот боится княжеского гнева, а потому что уважает.
– Завтра еще потренируемся? – спросил он у Митьки.
– Завтра, – кивнул тот. – И послезавтра. И когда угодно. Только… – замялся. – Я тебя не обидел? Что победил?
Василько подумал. Обидел? Да. Но не злобно, не подло. Честно обидел, по-мужски.
– Не обидел, – сказал он. – Ты сильнее пока. Но я догоню.
– Догонишь, – согласился Митька. – Обязательно догонишь.
С того дня они стали неразлучны. Митька стал первым настоящим другом Василька – не по приказу, не по расчету, а по душе. И эта дружба, рожденная в снежной схватке, оказалась крепче княжеских указов и боярских почестей.
А Василько впервые в жизни понял: поражение – это не конец. Это начало. Начало пути к настоящей силе.
***
Солнце поднялось высоко. С колокольни ударили к обедне. Василько с Митькой и другими ребятами уже с утра носились по лугу за теремом, ловили кузнечиков, затевали кулачные схватки и, переговариваясь звонкими голосами, устраивали гонки до речки и обратно.
– Смотри, княжич, как я быстро до вербы добегу! – задирался Митька, смеясь и размахивая рубахой.
– А я кузнечика поймал, гляди какой! – кричал в ответ Василько, поднимая вверх зелёного прыткого пленника, который отчаянно дрыгался в пальцах.
От жары лица у мальчишек раскраснелись, волосы растрепались, а рубашки насквозь промокли. Но никто не думал о времени, пока снова не раздался мерный звон большого колокола.
– Бегу! – спохватился Василько. – Мама велела к службе не опаздывать!
Помчался к церкви. Но у дверей остановился – там, в тени старой липы, стоял Лихой Игнат. Юродивый что-то бормотал, покачиваясь.
– …черное солнце встает… железные птицы летят… плачет мать-земля…
Василько поежился. Хотел пройти мимо, но Игнат вдруг повернулся, впился в него безумными глазами:
– Ты! Белый княжич! Помнишь – я при твоем рождении кричал?
– Не помню, – пробормотал мальчик. – Я маленький был.
– Маленький… – Игнат хихикнул. – Все мы маленькие перед тем, что грядет. Слушай, княжич: научись ветер слушать. В нем – вести. В нем – предупреждения. Когда придет черный день, ветер тебе дорогу укажет.
Протянул грязную руку, словно хотел погладить по голове. Василько отшатнулся, бросился в церковь.
Служба шла своим чередом. Дьякон читал нараспев, свечи мерцали, дымил ладан. Княгиня Елена стояла впереди, рядом с ней – жены бояр. Василько пристроился сзади, стараясь отдышаться.
Но слова юродивого не шли из головы. "Научись ветер слушать…" Что за глупость? Ветер – он и есть ветер. Дует и дует.
После службы был обед в гриднице. Князь Константин восседал во главе стола, по правую руку – старшие бояре, по левую – младшие. Княгиня с боярынями – за отдельным столом, по обычаю.
