– Дай потрогать, батюшка! – попросил Василько.
– Держи. Осторожно – острый.
Княжич взял меч обеими руками. Тяжелый! Но странное дело – рукоять легла в ладони как влитая, будто по его руке делали.
– Гляди-ка, – удивился боярин Гюрята. – Прямо к руке княжича прирос. Знать, воином будет.
– Будет, – кивнул Константин. – Куда денется. Время такое – без меча князю нельзя.
Вечером, когда гости разъехались, отец позвал Василька в оружейную палату.
– Меч этот, сын, когда-нибудь твоим станет. Но знай – это не просто железо. Это честь рода нашего. Кто меч обнажил – должен правду защищать. Понял?
– Понял, батюшка.
– То-то. А пока расти, учись. Время придет – сам все поймешь.
***
Солнце уже касалось верхушек елей за городской стеной, когда князь Константин велел седлать коней. Февральский день выдался морозный, но ясный – самое время для объезда.
– Поедем, сын, посмотрим на наше богатство, – сказал он Васильку, подводя к крыльцу двух коней.
Семилетний княжич ахнул от восторга. Его ждал не детский пони, а настоящий конь – смирный гнедой с плетеной сбруей и небольшим седлом. Рядом стоял отцовский жеребец – вороной, с серебряными бляхами на упряжи.
– Сам поедешь? – спросил Константин.
– Сам! – гордо ответил Василько, хотя сердце колотилось от волнения.
Подсадили, и вот уже они едут по заснеженным улицам Ростова. Василько сидит прямо, изо всех сил стараясь держаться как взрослый всадник. Конь идет спокойно, фыркает, пар струится из ноздрей.
– Будущее твое не в палатах, а вот тут – где труд и пламя, – негромко говорил отец, указывая на дымящиеся крыши. – Кто народ не знает – тем и княжить нечего.
Снег под копытами утоптан до твердости камня. В окнах домов мерцает свет – где сальные свечи, где лучины. От печных труб поднимается дым, пахнет углем, хлебом, копотью. Люди, завидев княжескую процессию, выходят из домов, кланяются. Дети выбегают на улицу – поглядеть на маленького княжича верхом.
– Здравствуй, княжич! – кричит кто-то. – Расти большой!
Василько важно кивает, чувствуя себя настоящим князем.
Первыми остановились у кузнечной слободы. Еще издалека слышен гул – десятки молотов бьют по наковальням в разном ритме, создавая металлическую музыку. Искры фонтанами вылетают из дверей, освещая сугробы.
– Ого! – выдохнул Василько, и от его дыхания в морозном воздухе поднялся белый пар.
Они спешились у большой кузницы, от которой валил жар. В открытых дверях – пекло. Горны пылают, меха накачивают воздух с ритмичным свистом. Молодой кузнец в закопченном кожаном фартуке увидел гостей, отложил молот.
– Князь! – поклонился он, вытирая потные руки о фартук. – И княжич! Милости просим!
От жара у Василька сразу зарозовели щеки. Пахло гарью, железом, углем – густо, остро, мужественно.
– Покажи сыну, как дело делается, – велел Константин.
– С радостью! – кузнец махнул рукой. – Идите поближе, не бойтесь. Вот смотрите, княжич – это горн. В нем железо плавится.
Он показал на пылающую пасть печи, где среди углей лежали железные прутья – докрасна раскаленные, почти белые.
– А это – меха. Видите, как подмастерье качает? Воздух подает, чтобы огонь жарче горел.
Подмастерье – мальчишка чуть старше Василька – ритмично работал большими кожаными мехами. Пот лился с лица ручьем, но он улыбался, гордый своей важной работой.
– Дядька, а что куешь? – спросил Василько, не сводя глаз с волшебного действа.
– Подковы, княжич. Вот и для твоего коня есть, – улыбнулся мастер, показывая готовые подковы. – А хочешь посмотреть, как гвоздь делают?
