– Хочу!
Кузнец взял щипцами раскаленный прут из горна, положил на наковальню. Молот упал один раз – прут сплющился. Второй раз – появилось острие. Третий – готов гвоздь, только красный от жара.
– Ловко! – восхитился княжич. – А я смогу?
– Вырастешь – научим, – засмеялся кузнец. – У нас в роду все кузнецы. Дед мой еще твоему прадеду латы ковал. А сын мой, – кивнул на подмастерья, – уже молоток держать учится. Тебе тоже знать надо, как дело устроено. Князь без коня не воин, а конь без подков не конь.
– А ты сам научился? – спросил Василько.
– С детства. Сын мой вот тут же бегает – смотрит, запоминает. А ты – князь. Тебе тоже знать надо, как дело устроено.
Василько кивнул серьезно. Это было важно – он понимал.
– А когда вырастешь, – добавил кузнец с хитрой улыбкой, – можешь сам себе щит выковать. Или меч. Что душа попросит.
Глаза у мальчика загорелись. Меч! Свой собственный меч!
Следующая остановка – ювелирная слобода. Какой контраст! После грохота и жара кузни – благословенная тишина. Здесь не стучали молоты – только тихое постукивание маленьких молоточков да шипение паяльных трубок.
В мастерской старого ювелира было чисто и светло. Восковые свечи в медных подсвечниках освещали рабочие столы. Пахло воском, смолой, оловом. Мастера в теплых кафтанах и с повязками на голове склонились над тонкой работой.
– Это финифть, княжич, – объяснял седобородый ювелир, показывая миниатюрную пластинку. – Эмаль по серебру. Вот глядите – для церкви образок делаю.
На серебряной основе размером с детскую ладошку – лик святого Георгия. Змей извивается под копытами коня, копье блестит золотом. Краски яркие, словно живые – синие, красные, зеленые.
– Как же так тонко? – удивился Василько, осторожно наклоняясь над работой.
– Терпение нужно. И глаз верный. И рука твердая, – ответил мастер, придвигая свечу поближе к работе. – Сначала серебро травлю – узор выедаю. Потом краски втираю – порошок такой, цветной. Потом в печь – чтоб закрепилось. Малейшая дрожь руки – испорчена работа.
– А не боитесь ошибиться? – спросил мальчик.
– Боюсь. Потому и не спешу. Здесь не сила нужна – душа и терпение. Всему учиться надо, княжич. Всему свое умение.
Старик показал другие работы – серебряные оклады для икон, золотые цепи, перстни с каменьями. Каждая вещь – произведение искусства, созданное простыми инструментами – резцами, молоточками, щипцами.
– Вот этот перстень, – сказал он, поднимая золотое кольцо с синим камнем, – три месяца делал. Для владыки нашего. Камень из Царьграда привезли, оправу я выделывал.
Василько смотрел, раскрыв рот. Такую красоту делают человеческие руки! Как волшебство!
Последней была гончарная слобода. Здесь пахло глиной и дымом от обжиговых печей. Мастер крутил гончарный круг ногами, а руками лепил из серой глины кувшин.
– Смотри, княжич, – сказал он, не отрываясь от работы. – Была просто грязь, а станет – посуда. Дело без огня мертво, а с огнем – живое.
Под умелыми пальцами глина словно сама принимала нужную форму. Сначала ком, потом донышко, потом стенки поднимаются, горлышко формируется.
– А если ошибешься? – спросил Василько.
– Размять и заново, – засмеялся гончар. – Глина прощает ошибки. Не то что железо – его не исправишь.
Показал обожженные горшки – красные, гладкие, звонкие. Тюкнул пальцем – зазвенело, как колокольчик.
– А это для кого?
– Для всех. Богатый купит расписной, бедный – простой. Но и тому и другому – есть надо.
