Василько сидел рядом с отцом на маленькой скамеечке. Ему полагалась особая честь – отведать первым от княжеских блюд. Это означало, что князь признает его наследником, будущим хозяином стола ростовского.
– Ну что, сын, – спросил Константин, отламывая краюху хлеба. – Чему научился?
– Букву "Азъ" писать. И бороться правильно. Ратибор учит нас с Митькой.
– Ратибор – добрый воин, – одобрил князь. – Слушай его. А букву покажешь после.
Разговор за столом шел о делах княжества. Урожай обещал быть добрым, торговля шла бойко. Только вот вести из Владимира тревожные – великий князь Всеволод Большое Гнездо занемог. Сыновья уже спорят, кому наследовать.
– Неладно это, – покачал головой старый боярин Гюрята. – Всеволодовичей восемь. Начнут делить – беда будет.
– Я старший сын, – с достоинством заметил князь Константин. – По праву мой Владимирский стол.
– По праву-то оно так, – вздохнул Гюрята. – Да только Юрий-то, брат твой, тоже права своего не уступит. Всеволод его любит больше.
– Довольно! – оборвал князь. – Не при малом дитяти такие речи.
Но Василько уже все слышал. И запомнил. Дядя Юрий – он приезжал еще при деде, привез гостинцы. Высокий, плечистый, смеялся громко. Подарил деревянного коня на колесиках.
После обеда княжич побежал к матери. Княгиня Елена сидела в светлице, вышивала. Но руки дрожали, золотая нить то и дело выскальзывала из пальцев.
– Мама, ты чего грустная?
– Устала, сынок. – Улыбка вышла бледной. – Иди поиграй.
Но Василько не уходил. Подошел ближе, обнял мать за шею. Опять этот горький запах трав…
– Мамочка, ты болеешь?
Княгиня вздрогнула, прижала сына к себе:
– Нет, сынок. Просто устала. Иди, милый. Поиграй с Митькой.
Но княжич видел – мать тает как свеча.
Однажды княгиня позвала сына, достала из ларца маленький серебряный крестик на цепочке.
– Это тебе, Василёк. Носи всегда. И помни – князь тот, кто отдает, а не берет. Кто служит, а не властвует. Трудно будет – вспомни эти слова.
– Мама, зачем ты так говоришь? Будто прощаешься…
– Не прощаюсь, милый. Просто… хочу, чтобы ты запомнил. На всякий случай.
Надела крестик на шею сыну, поцеловала в лоб. Василько прижался к матери, чувствуя, как колотится ее слабое сердце.
В последний день мать попросила принести васильков – нарвать в поле за городом. Княжич с Митькой побежали, набрали полный короб синих цветов.
Княгиня улыбнулась, взяла один цветок дрожащей рукой:
– Василек мой. Молись за меня, сынок.
Закрыла глаза. Цветок выпал из пальцев.
На похоронах Василько не плакал. Стоял прямо, держал свечу, смотрел, как гроб опускают в землю. Только когда все ушли, упал на могильный холм, зарылся лицом в свежую землю.
– Мамочка…
Сильные руки подняли его. Ратибор. Постоял рядом, пока мальчик не успокоился.
– Первая большая потеря, княжич. Не последняя, увы. Но ты держался молодцом.
На могиле посадили куст шиповника.
***
В большой праздник – Покров Богородицы – князь Константин устроил пир. Съехались бояре, купцы именитые, духовенство. Столы ломились от яств.
Василько сидел рядом с отцом на высоком помосте. Ему нравилось смотреть сверху на пеструю толпу, слушать разговоры.
– А покажи, князь, меч родовой, – попросил кто-то из гостей. – Говорят, еще Мономах им владел.
Константин кивнул слуге. Принесли меч в драгоценных ножнах. Князь извлек клинок – засверкала дамасская сталь.
– Вот он, красавец. Дед мой, Юрий Долгорукий, от отца получил. Отец – от деда. А дед – от Мономаха Великого. Двести лет мечу, а как новый.
