Последний вздох как человек - страница 5

Он смотрел только на неё.

Шаг, второй – и рука поднялась. Не угрожающе. Не властно. Просто – протянулась, как жест выбора. Прямая, открытая ладонь. Пальцы – крепкие, но тонкие – будто не для меча, а для весов. Рука бога. Или судьи.

И эта рука была обращена не к трону. Не к власти.

К Тияне.

– Твоя кровь гнила, – голос его был ровным, без ярости, но в этой ровности звенело отвращение, как лезвие, отточенное до беззвучия. – Но ты ещё не осуждена.

Он сделал шаг – ни угроза, ни милость. Просто констатация силы. Не силы грубой – силы бесповоротной.

– Ты – плоть лжеца. Того, кто носит моё имя, как маску, и клянётся небесами, которых никогда не видел. Ты – его кровь. Его дочь. Его наследие.

Он смотрел на неё, как смотрят на трещину в храмовой колонне – зная, что виноват не камень, а тот, кто скрыл изъян под золотом.

– Но даже в гнилой земле прорастает зерно, если дать ему свет. Или пепел, – добавил он, чуть тише, почти как бы себе, с оттенком иронии, в которой не было ни смеха, ни облегчения.

Молчание заледенело.

– Ты пойдёшь со мной не как пленница. Как орудие. Мир давно отрёкся от истины – и я отрёкся от мягкости. Тебе не дарована пощада. Но дарована возможность. Будет много боли. Будет унижение. Свободы – не будет. Но искупление возможно. Возможно.

Он склонил голову, будто прислушиваясь к чему-то незримому, далекому, как песок в крови веков.

– Ложь – затаилась в сердцах. Истина – забыта. Но я – помню. И теперь ты будешь частью моей памяти.

Пауза. Вдох. Его голос стал как рассвет – холодный, безжалостный, неизбежный:

– Ты идёшь со мной. Не потому что я выбрал тебя. А потому что другого выбора – больше нет. Ни у тебя. Ни у мира.

– Это… это похищение! – выдохнул кто-то из придворных, голос его сорвался на фальцет. Он отшатнулся за колонну, будто слово могло защитить лучше, чем стража.

Слуги дрожали, жрецы метались, словно забыли свои молитвы. Кто-то попытался встать между ним и Тияной, но пламя упавшего факела лизнуло полы его одежды – и страх оказался быстрее долга.

Она не пошевелилась.

Тияна стояла на ступенях, спина прямая, плечи обнажённые, бело-золотое платье всё ещё тяжёлое от утренних ритуалов. Лицо – спокойное. Не камень. Но сталь.

Сердце билось. Слишком громко. Она слышала его пульс в висках, в горле, в пальцах. Но не дрожала. Не позволила.

– Я не боюсь, – сказала она, и голос её звучал ровно, почти мягко – как у матери, читающей приговор.

Гор склонил голову. Его глаза не выражали ни удивления, ни одобрения. Они просто были – как солнце в зените: слишком яркие, чтобы в них что-то увидеть.

– Тогда тебе не нужны цепи, – ответил он, без насмешки. Просто как факт.

Он не тронул её.

Даже не приблизился. Лишь взгляд – прямой, как клинок, – связал их. Не кожей. Не плотью. А чем-то другим. Глубже. Опаснее.

Он шагнул назад. Один шаг – и время содрогнулось.

Ветер, казавшийся сначала гневом пустыни, превратился в живое существо: с ревущим горлом, с пальцами из песка и света. Он рванулся вперёд, окутал их – Гора и Тияну – как саван, как кокон, как приговор.

Факелы угасли. Крик стражи захлебнулся. Завывание ветра слилось с воплями, с мольбами, с проклятиями.

Миг – и ничего.

Тронный зал опустел, как после сна.

Только песок на мраморе. Только колеблющиеся занавеси. Только пустое место, где ещё мгновение назад стояла дочь фараона.

Наследница исчезла.

***

Пыль в тронном зале ещё не осела.

Она висела в воздухе плотной взвесью, как дым после сожжения истины. Люди кашляли, охрана металась, слуги вытирали лица, не понимая – от песка ли, от ужаса, или от стыда, что не успели. Но он – фараон – уже орал.