- Пожалуйста, не утрируй.
- Не буду, - сдув с глаз прядку волос, Татьяна повернулась к
сыну. – Тебе есть что сказать по поводу вашей с Юлей разницы в возрасте? Нет?
Тогда послушай меня ещё, это касается моего бизнеса. Моего, - она
произнесла это слово по слогам. – Ни ты, ни Валера никакого отношения к салонам
красоты не имеете. Я создавала их с нуля, брала кредиты, крутилась, не видя поддержки
ни от одного из вас. Ты или твой отец хоть раз предложили мне помощь? Хотя бы
физическую? Расставить мебель там, или привезти оборудование? Нет. Никогда. Вы
только как потребители звоните и просите денег. Только приводите своих женщин
на дорогостоящие процедуры и услуги, как само собой разумеющее. А ведь никто, и
я в том числе, не обязана угождать им и потакать всем капризам. Вы хоть раз
поинтересовались, сколько это стоит? Ладно один, - она махнула рукой в сторону
бывшего мужа, - он хотя бы говорит, что это только перехватить до зарплаты или
премии, и отдаёт, пусть частями и не вовремя. Но ты, ты в наглую требуешь от
меня приличные суммы на подарок своей девушке. Да, ты мой сын, но всё же! Говоришь,
что не знаешь, что у Никиты на уме? У него свой бизнес, свой. И он живёт по
средствам, ещё и отцу, и сестре помогает, вот так вот. Задумайся об этом. И
после твоих слов я, я продам свой бизнес. Продам всё. Уеду куда-нибудь и буду
жить в своё удовольствие, потому что имею на это право.
- Мама!
Сжав пальцы в кулак, Татьяна продолжила:
- Если твоей Юле нужна работа, пусть приходит админом в
детский салон. Начнёт с нуля. Если сумеет угодить и мастерам, и детям, и их
беспокойным родителям, то получит повышение. Но никаких поблажек она от меня не
дождётся. И с этой минуты никто из вас ничего не получит от меня. Учитесь жить
по средствам и без моей помощи. И не смейте говорить мне о морали. Моралисты, -
она усмехнулась. – Я не просила от вас понимания. Я просила уважения.
- Трудно уважать женщину, которая сошла с ума, - кривая
ухмылка исказила черты лица сына, - и у которой бешенство матки.
Рука сама взлетела вверх. Хлёстко разрезав воздух, красной
отметиной осталась на щеке сына.
- Прощение просить не буду. Где дверь вы знаете, - Татьяну
трясло как при хорошей лихорадке. – Валера, мы с тобой друг другу никто. Не
кровные родственники. Просто родители этого глупого мальчишки. Надеюсь, я
больше тебя не увижу ни при каких обстоятельствах. Евгений, я люблю тебя и со
временем прощу. Но до тех пор, пока ты сам не решишь извиниться передо мной,
искренне извиниться, ко мне не приходи. Уходите.
Боль сдавила грудную клетку, не давая не то, что наполнить
лёгкие до предела, а просто сделать хотя бы маленький вдох.
Боль от предательства сына. Нет, Татьяна и не думала, что Женя
поймёт её. Она и сама себя не понимала. Но то, что он в качестве тяжёлой
артиллерии привёл с собой отца, выглядело унизительно. Жалко. И стыдно. Стыдно
за то, что воспитала капризного эгоистичного потребителя. Да, сама виновата.
Слишком много помогала, слишком опекала и потакала, вот и получила.
Боль от желания защитить Никиту. Оттолкнуть в сторону,
убрать с линии огня. Потому что он ни в чём виноват не был. И неважно, что сам
когда-то пришёл к ней, соблазнил. Нет. Она старше, она опытнее. Она должна была
всеми возможными способами предотвратить эту ситуацию. А не смогла, поддалась
собственной слабости.
