Девочка остановилась. Губы её растянулись в открытую улыбку, она стиснула ладошки в замочек и заговорила, сверкая своими изумительными глазами:
— Приветствую тебя, сударыня. Хорошо ли добрались вы? Голодны ли?..
Мелодичность и весёлость этого тонкого голоса, гостеприимный характер этих фраз показались Акме чудовищно неуместными, а также заученными фразами, вырванными из другого мира. Девушка не смогла вымолвить ни слова. Она села на корточки, заглянула в её огромные глаза и прошептала, трясясь и глотая слёзы:
— Скажи, как зовут тебя?
Девочка в улыбающемся изумлении долго глядела на Акме, потом ответила ей просто и дружелюбно:
— Августа…
Девочка несколько долгих секунд разглядывала Акме, будто впервые после долгих лет видела лицо без шрамов и увечий, лицо молодое и красивое.
— Бедное дитя…— проговорил кто-то в толпе.
— Бедные мы,— фыркнул кто-то из мужчин.— Едва полночь наступит, мы все вскормим земли эти своей кровью!
— Да покарает тебя Господь за твои малодушные речи! — воскликнула Мирья.
— Бедные, говорите?..— хмыкнула другая женщина.— Да все вы будете счастливейшими из смертных, если Господь заберёт вас этой ночью! Они любят девственниц и пышнозадых красавиц. Выбирают себе по одной и пользуют их несколько дней или недель, пока не заведётся дитя в их чреве. Тех женщин, что родили им девочек, они убивают вместе с новорождёнными, а родивших мальчиков оставляют в живых для последующих сыновей… Им нужны полукровки. Такие выше ростом, сильнее и умнее.
Послышался низкий стон, и кого-то вывернуло наизнанку от ужаса. Акме без сил сползла по стене. Некоторые, закрыв рты ладонями, глухо зарыдали. И лишь одна фыркнула, зло и развязно, уперев в бока свои молодые полные руки, покачивая бёдрами, будто уличная девка, вызывающе тряся задом и пышной грудью от возмущения:
— Да пусть лишь попробуют сунуть ко мне свои обрубки, я им их живо поотрываю!..
В пещере поднялся ропот, возмущённый и изредка одобрительный. Светлые волосы девушки растрёпанными патлами свисали с круглой головы на широкие покатые плечи, прикрывали порванные рукава платья с глубоким разрезом, оторванные тесёмки и повисшую шнуровку корсета. Румяное лицо можно было назвать красивым, его не портил даже двойной подбородок. Воля к жизни её была восхитительна, а сила духа и взгляд без тени отчаяния мерцали непоколебимой уверенностью.
— Одна уже пыталась сопротивляться,— понизив голос, заговорила женщина, поднялась и указала в глубь пещеры, где, плохо освещённый факелом, в тени прямо на камнях лежал силуэт, завёрнутый в дырявое одеяло.— Наша Фая была непозволительно бойкой для этих краёв и к тому же непослушной. Но коцитцы быстро взнуздали её. Фая оказалась очень сильной девушкой, но не сильнее их. Она умудрилась заколоть кинжалом своего будущего «мужа». Всадила прямо в шею. За это ей выжгли глаза, попросту лишили лица, и пользуют каждую неделю. Теперь она лишь спит и ест и никогда не говорит. Вы всё ещё уверены, что смерть — худшее из зол?..
Акме отвернулась. Она хотела выкинуть из головы всё, что увидела здесь и услышала, но не смогла. Видела она смерть и была приучена к ней в Орне, ибо профессия её неразрывно связывалась с нею. Но гибель столь насильственная и мучительная никак не укладывалась в голове. Она никогда не представляла себе, что на Земле — под надёжною десницей Господа — сквозь толщину подземелья прорвался ад.
