На это у меня был только один ответ:
- Креста на вас нет!
В кухне царили двое – главный повар Тубель и его помощница Брызла. Доставалось ли что-то и второму, мы не знали и не замечали, но его молчание воспринимали как попустительство и возможное содружество.
Сейчас, особенно в такое время наплыва большого количества народа, можно было поживиться почти в открытую. Хозяин с хозяйкой заняты общими проблемами: расселением, залом, кормежкой и постоем животных, доставкой продовольствия, а кухней владели повар и кладовщица. Кто куда потратил, что сварил и что рассортировал, никому не было дела. Потом, когда закончится эта свистопляска с празднеством, когда будут подсчитывать прибыли и убытки, тогда, возможно, вскроются какие-то махинации. Но кухня всегда была табу, потому что именно на ней и держалось все в трактире.
Целую неделю к трактиру, подъезжали телеги с продуктами и сеном из ближних сел и деревень, заполнялись кладовые, погреба и сеновалы, набирались единоразовые работники на конюшню, в прачечную и уборщицы в зале, пополнялись ряды новыми горничными и подавальщицами. На все это нужны были глаза и подсчеты. Всем было некогда, все были заняты до предела. И на этом фоне я была вроде бы и не у дел - мое место у помывочной с помоями. Но даже и сюда хозяйка наняла еще двух девчонок лет по пятнадцать мне в помощницы, так как посуды прибавлялось и прибавлялось. Отходов тоже. Теперь дюжие дядьки, которые по вечерам служили при входе, смотрели за порядком, и на конюшне, помогали выносить тяжелые бадьи с отходами. В это время приехали и менестрели и даже циркачи. Слетались как мухи на мед все, кто как-то мог заработать. Гостиничные номера были заняты до предела, даже потеснили многих работников самого трактира. Более-менее приличные комнаты срочно убирались, ставились дополнительные спальные нары и лавки, освобождались комнаты даже прислужниц.
Мара переехала ко мне. Так она сказала хозяйке, когда та решила отжать мою комнату, а меня сослать на сеновал, потому что даже чердак был приспособлен под ночевки. Там срочно сколотили полати для двоих-троих ночующих.
Глядя на всю эту чехарду мне почем-то вспомнились слова Толстого:
- Все смешалось в доме Облонских, - хмыкала я, укладываясь в свою чистую постель.
Мара уже успела перебраться ко мне на широкую лавку, которую сколотил для меня сторож. Там же она ночевала до тех пор, пока её и еще двух подавальщиц не забрали в замок. При этом приказала хозяйке на свое место в моей комнате никого не заселять.
- Возможно, мне придется изредка наезжать сюда, но спать я буду здесь, - тыкала она на лавку в комнате.
Хозяйка кивала согласно. А что ей оставалось делать, ведь Мара отдавала ей из своих чаевых почти половину. Как это все ей доставалось все знали, но молчали, потому что девушки самостоятельно решали, как и чем они будут зарабатывать.
Я, как и прежде, занималась прическами в свое свободное время, а в течение дня присматривалась и околачивалась у плиты и разделочного стола. Все уже привыкли к тому, что я иной раз помогала с овощами, чистила и резала их, и тогда многие обращали внимание, как быстро я шинковала, как ровно у меня получалось. Даже второй повар Грубель уже стал лично мне поручать нарезать овощи, если нужно было для кого-то важного из гостей, особенно в закусках. Я могла красиво расположить рыбу и мясо по тарелкам и с ними нарезать красиво овощи, сбрызнуть маслом или уксусом овощи и они не теряли свою свежесть и вид. А еще как-то натерла чесноком свежеиспеченные булки и посоветовала подать их с бульоном из птицы. Посетителю так понравилось это, что он просил даже пригласить повара, сделавшего такую снедь, для благодарности. Но первый повар, Тубель, отправился вместо меня и там раскланивался с посетителем у всех на глазах, принимая на себя все внимание и даже деньги. Я вначале растерялась, потом обиделась, но потом подумала и затаилась.
