Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы - страница 40

после чего его арестовали и водворили в Екатеринославскую тюрьму. Через год с небольшим его освободили, взяв расписку о невыезде из города и отказе от революционной деятельности.

Я задал вопрос Дмитрию Петровичу:

– Почему вы считаете, что и будущая революция потерпит крах?

Ответ был такой:

– Движением пролетариата и крестьянства воспользуются либо русская буржуазия, либо политические авантюристы… Россия не доросла до демократии, и рабочему классу нечего

думать о своей власти.

Я покинул дом литейщика со смешанным чувством. Отрочество мое кончилось раньше времени. Юность началась не только серьезной учебой, но и борьбой за освобождение многострадального народа. Туманные, неоформленные эмоции постепенно переходили в сознание.

В своих воспоминаниях я довольно много страниц посвящаю театру. Театр был моим вторым университетом. С детского возраста и до начала длительной тюремно-лагерной эпопеи театр занимал большое место в моей жизни. С 15-летнего возраста я начал серьезно интересоваться оперой и классической музыкой, сам исполнял много оперных арий и романсов. До сих пор я не могу для себя решить, что больше влияло на формирование моего сознания в молодости: политические собрания, занятия в кружках, маевки, брошюры и книги или же зерна гуманизма, заложенные трагедиями Шекспира, драмами Ибсена, спектаклями и операми по сочинениям Льва Толстого, Достоевского, Чехова и многих других крупнейших прозаиков и драматургов. Как видно, идеи, мысли сами по себе, без эмоциональной окраски – это бледные, обескровленные тени, король датский, а не его сын Гамлет. На театральных подмостках в драматических действиях раскрывалась безнравственность всего общественного порядка. В театрах того давнего времени я усвоил простую истину: против рутины и пошлости общественной жизни всегда восставали натуры сильные, личности, свободные духом, своим сознанием и совестью, не желавшие примириться с фальшью, цинизмом. Я считаю, что в театре перевоплощается не только артист, но и зритель, который становится соучастником драматических коллизий.

Театр в то время был источником гуманных идей и чисто нравственных идеалов. Герои сцены были и реалистами, и романтиками. Да и в более зрелом возрасте я не мог согласиться с искусственным разграничением реалистического и романтического в искусстве. Я еще не ставил перед собой философского вопроса: что выше – искусство или действительность. У меня лишь было наивное желание – чтобы люди в жизни вели себя так, как положительные герои на сцене. Мои представления о театре изменялись одновременно с повышением моего культурного уровня. В Александровске, где прошло мое детство, у меня вызывали восторг еврейский театр Фишзона, украинский театр Сабинина и Суходольского. Эти театры пробуждали национальное чувство у зрителя. В Екатеринославе я впервые познакомился с другим театром – общечеловеческим, будившим гуманные чувства и мысли. В этот период на меня особенно сильное впечатление производили трагики братья Адельгеймы, Роберт и Рафаил, исполнявшие главные роли в спектаклях «Уриэль Акоста», «Трильби», «Кин», «Казнь». Трагедия Карла Гуцкова «Уриэль Акоста» раскрывала жуткую картину борьбы общества, находившегося под большим влиянием религиозных догм, с мыслителем-вольнодумцем, пытавшимся освободиться от религиозных предрассудков. На меня эта трагедия произвела очень большое впечатление, тема противостояния яркой личности и общества всегда волновала меня и вызывала много мыслей.