А тот... тот сжал пальцами висюльку, так напоминавшую сургучную печать, и над бумажкой снова вспыхнуло. Я только дёрнулась от яркого света, ударившего в глаза, и перестала дышать. В эту вспышку парни поспешно впихнули бумажку, и её и след простыл.
Кот, наконец, отцепился, оставив глубокие следы на руке, а у меня в мозгу...
В мозгу произошёл взрыв.
Непонимание языков, кавказский нос, лес, что внезапно возник на месте моря, крылья кота, дверь, открытая барменом в сияющие переливы, сияние над столом минуту назад - всё соединилось в картину, которую я никак не желала видеть с самого начала: консульства России здесь нет, не было и быть не могло.
Ведь я не на Земле...
4. Глава 4.
- Вот это и есть жареные гномики?
Так я перевела для себя название блюда, что приготовил Пенгуэн - тот малыш, которого я при первой встрече приняла за ребёнка.
Он сегодня был дежурным по кухне. Скорее всего, опять проигрался Жаже, если я правильно понимаю их взаимоотношения, и теперь отрабатывал долг.
Жареные гномики походили на очень крупных муравьёв, длиной почти с чайную ложку. Эти «муравьи» были зажарены во фритюре или чём-то похожем: коричневые, хрустящие на зубах, сочащиеся маслом.
Я подняла взгляд на парней.
- Гномики? Жареные?
Жажа переглянулся с малышом Пенгуэном и снова сосредоточился на мне. Я не любила такие его взгляды. Вроде и весёлые, вроде и добрые, вот только слова, которые следовали сразу после них, были неприятными. Он, конечно, тролль ещё тот, но куда ему до моей мамы? И всё равно у меня всё внутри сжалось в ожидании очередной гадости.
- Ты не знаешь, что такое gnomik?
Слово, что в этом языке встречалось очень редко, было очень похоже на наше «гномик». И я, конечно, не сдержала удивления.
Здесь многому приходилось удивляться. И язык - ещё не всё из длинного списка чудес здешнего мира.
Я внимательно всмотрелась в лицо парня - будет троллить дальше или остановится? В его глазах плескалась издёвка. Посмотрела на Пенгуэна. Тут ничего нового, всё как всегда: злоба, неприязнь, а ещё презрение вперемешку с боязнью.
Жаль, дядюшки Гилерма дома не было. Он в этой компании был единственным, кто не пытался доказать, что я идиотка.
Я не просто знала, я много раз убеждалась на горьком опыте - хочешь остаться при своём мнении, держи его при себе. Но знала я и другое: если сейчас промолчать, потом будет хуже. И сказала, тщательно подбирая слова:
- Гномики — сказки. У нас. Гномики — маленькие люди, - и близко свела пальцы. - Нельзя есть. Живые.
Глянула на Пенгуэна. Он был ужасно обидчив: вдруг посчитает это намёком на его малый рост? Но он глянул на своего высокого и нескладного товарища, а тот засмеялся.
Я уже говорила, что Жажа похож на лошадь?
Когда он смеялся, сходство было стопроцентным, то есть парень как бы исчезал, превращаясь в коня - громогласное "го-го-го", высоко задранная верхняя губа, обнажающая челюсть с мелкими широкими зубами, рот, словно глубокая и отнюдь не благоухающая пещера. Радугой Жажа действительно не питался - это я знала точно, своими глазами видела .
Смех стал сигналом для Пенгуэна - он подхватил раскатистое "го-го-го" дискантом.
Он всегда был на вторых ролях, даже когда смеялся. Даже когда ему было не смешно. Даже когда посмешищем был он сам. А уж когда смеялись надо мной, то тут его просить дважды не приходилось - он во всём подражал Жаже.
- Гномики, ха-ха-ха, - по-лошадиному ржал Жажа. - Эта Цайа - птица с головой, полной ветра! Это же овощи. Бу-га-га! Иномирцы самого простого не знают ! Это просто trevakh!
