Предел познания - страница 11

– И до чего же? – возразил я. – Я не вижу ничего плохого. Люди счастливы, ни в чём не нуждаются. Нет войн, болезней. Повсюду равенство и справедливость.

Доктор наконец поднял взгляд. Мне почему-то захотелось уйти.

– Вы наслаждаетесь равенством и справедливостью, находясь в тюрьме, – он медленно откинулся на спинку кресла. – Вы ведь изучали историю? Наверняка слышали о тюрьмах, психбольницах? Вы точно такие же – в клетке, без права выбора и собственных желаний.

– Мы не в клетке! – повысив голос, ответил я. – И то, что я сейчас разговариваю с вами – прямое доказательство. Я сам выбрал этот путь.

Доктор глубоко вздохнул, и тогда я еще не понимал, что это значит.

– А старик Эл говорил вам, сколько людей за его жизнь отключилось от НЭИ? – он покачал головой. – Пять! И это, уже ближайшее к мегаполису поселении. Вы просто погрешность, сбой, дефектный продукт небытия.

– Потому что там рай! – не сдавался я. – Вы вольны быть кем угодно, хоть врачом в таком же поселении без НЭИ.

– И вы будете чувствовать там боль, страх, грусть? – он подался вперед.

– Дозированно, конечно. Это важная часть организации психики, эти эмоции необходимы для полноты эмоционального спектра, – каким-то заученным фрагментом памяти ответил я. С появившимся страхом и тревогой от того, что я без понятия, откуда это знаю.

Он непонятно для меня усмехнулся:

– Да, но сколько длится эта боль? В прошлом, при экономической системе, люди были нужны государству как рабочая сила. Существовали целые теории заговоров о том, как людям «продают» развлечения, как людей специально заманивали в них. Тем более что человек сам хочет убежать от реальности, сам жаждет постоянного веселья – таково его устройство. Но вы пока не способны понять простую истину: быть человеком – значит преодолеть зов природы.

– А разве вы не хотите? – тихо спросил я. – Не хотите быть счастливым?

– Что значит быть счастливым? – голос изменился, словно каждое слово давалось с трудом. – Моя жена умерла два года назад. Знаете, что я чувствовал? Боль. Отчаяние. Гнев. А потом… благодарность. За каждый прожитый с ней день. За каждую улыбку. За каждую слезу. Это и есть жизнь – настоящая, неотфильтрованная.

Я молчал. Что-то в его словах задело меня глубже, чем я ожидал.

– В вашем раю нет места настоящей любви, – продолжил он еще тише и медленнее. – Потому что любовь – это готовность страдать за другого. Принимать его целиком, а не только приятные черты характера. В вашем мире всё – декорация. Вам это знакомо? Конечно же нет, вы даже не понимаете, о чем я говорю. Вы просто неспособны меня понять, вы глупы как интеллектуально, так и эмоционально.

На мгновение повисла тишина, которую не хотелось нарушать – не потому, что она была приятной, а потому, что не хотелось продолжать этот разговор. Затем доктор заговорил снова, но уже иначе, голос был другой.

– Эл, сказал мне что вы отключились, чтобы понять как работает научное мышление. Знаете, что случилось с наукой, когда появился НЭИ? – доктор неожиданно сменил тон, но он не дал мне ответить. – Сначала все ринулись подключаться. Ещё бы – мгновенный доступ к данным, идеальные модели… Мои коллеги, лучшие умы, они верили, что это революция в науке.

Он замолчал, глядя куда-то сквозь меня. Я пытался сосредоточиться на его словах, но мысли путались, ломка накатывала волнами.

– Представьте, – продолжил он тише, – Вы годами работаете с людьми. Вместе ищете ответы, спорите до хрипоты на семинарах. Знаете, как у Джона загораются глаза, когда он нащупал новую идею. Как Мария всегда находит ошибки в ваших выкладках… А потом, один за другим, они уходят в систему.