Прекрасные маленькие глупышки - страница 2

Я не поняла, в чей адрес был направлен этот комментарий – мой или тети Клэрис, – но все равно ощутила боль и безысходность: они никогда не оставят меня в покое.

– Что за вздор! – воскликнула тетя Клэрис. – История знает сотни женщин-художниц. Ты живешь в Средневековье, Артур, и позволяешь своей гордости брать над тобой верх.

– Давайте больше не будем спорить об этом, – вмешалась мама, все еще сражаясь с Джорджем. Он уже начал хныкать, и я его за это не винила. – Мне достаточно и одного капризного ребенка. Элизабет, ступай и подготовься к визиту Чарльза. Мы можем обсудить все позже.

Вернувшись в спальню, я закрыла дверь, чтобы насладиться тишиной и покоем. Пол недавно натерли, и он еще сильно пах воском. Осторожно ступая, я прошла к окну и открыла его, впуская свежий воздух. Мама разложила на кровати нарядное платье персикового цвета, и я со вздохом провела пальцами по шифону. Хотя это платье стоило очень дорого и мама купила его специально для сегодняшнего визита, оно было просто ужасным. Сняв широкие брюки, я натянула шелковые чулки, влезла в платье и взглянула в зеркало. Выглядела я нелепо. Персиковый – определенно не мой цвет, и в этом платье я казалась бледной и больной. Я провела рукой по волосам в тщетной попытке укротить непокорные кудряшки. По какой-то генетической прихоти они категорически отказывались укладываться в красивые локоны и лежать ровно, как у брата и сестры. Я думала, что модная короткая стрижка исправит дело, но – увы: теперь волосы образовывали нечто вроде пушистой треугольной рамки вокруг моего лица. От этих печальных размышлений меня отвлекло царапанье в дверь. Она распахнулась, и в комнату ворвалась Астрид.

– Привет, девочка, – пробормотала я, потрепав ее бархатные уши. – Что ты думаешь по этому поводу? – Я повертелась перед собакой. Она заскулила, и я рассмеялась: – Знаю, знаю. Я похожа на пион, правда?

Схватив альбом, я плюхнулась на кровать, а Астрид уселась у камина. Я начала с контура – провела длинную линию от головы к хвосту, прорисовала мускулистые лапы. Затем принялась за детали. Грызя кончик карандаша, я сосредоточилась на том, чтобы верно изобразить морду. Взгляд упал на открытый набор красок на столике у кровати. Мне не следовало рисовать красками в этом платье, но Астрид так редко сидела спокойно и позировала… Я взяла кисть и обмакнула ее в стакан с водой, не давая себе возможности передумать. К моему изумлению, Астрид не сдвинулась с места, пока я не закончила. Я осторожно положила альбом на письменный стол, чтобы лист высох, и осмотрела платье. На нем не было ни капли краски.

– Вот видишь, Астрид, можно быть и леди, и художницей одновременно, – самодовольно заметила я. В эту минуту она тихо зарычала, навострив уши, и следом раздался дверной звонок.

– Все в порядке, – сказала я, но собака уже вскочила и громко залаяла, неистово махая хвостом. Пока она что-нибудь не опрокинула в моей крошечной спальне, я шагнула к двери, торопясь выпустить ее. Однако нога в шелковом чулке заскользила по натертому полу, и я потеряла равновесие. Астрид загавкала еще громче, каждым мощным ударом хвоста сшибая на пол безделушки и книги. Я раскинула руки, пытаясь удержаться на ногах, и схватилась за книжную полку. Но она обрушилась, и я с грохотом растянулась на полу. Все, что стояло на полке, взметнулось в воздух, и, словно в замедленной съемке, банки и бутылочки с красками полетели на пол. Я зажмурилась, стараясь не смотреть, как вокруг бьется стекло и расплескивается краска. Астрид в панике рванула к двери, поскальзываясь на масляной краске – ее блестящая черная шерсть быстро покрылась канареечно-желтыми пятнами, – и наконец вырвалась на лестничную площадку.