Прерванная вечность: Детектив страсти - страница 2

Он снова думал о Коре Беннетт. Она тоже актриса. И тоже – не лишённая амбиций. Её вчерашний рассказ был аккуратен. Слишком аккуратен.

Вернувшись в участок, он зашёл в архив. Поисковик показал несколько статей с жёлтых страниц.

«Изабель Монро и Эмма Ларкин: холодная война за экран»

«Лукас Сандерс: кто из молодых актрис попадёт в его список?»

«Кора Беннетт проигрывает кастинг Изабель – конфликт в кулуарах студии»

Всё это выглядело как фабрика по производству ненависти. Джек закрыл папки и задумался. Убийство – не просто акт. Оно редко бывает вспышкой. Чаще – процесс. Накопление боли, ревности, обиды.

А в этом случае – ещё и театральный жест.

Ближе к вечеру он направился в один из баров на Мелроуз, где, по слухам, Изабель бывала часто. Там – полумрак, музыка в стиле блуб, и бармен по имени Сэл, похожий на повара из фильмов Скорсезе.

– Она приходила сюда… часто, – сказал Сэл, протирая стакан. – Садилась за тот столик у окна. Всегда одна. Пила «Манхэттен», читала сценарии. Иногда к ней присоединялся какой-то парень. Молодой, нервный, вроде фотографа.

– Имя?

– По-моему, Оливер. Оливер Джеймс.

– Адрес?

Сэл пожал плечами.

– Могу спросить у официантки. Она однажды видела его визитку.

Джек оставил номер и вышел в уличный свет. В этот момент зазвонил телефон.

– Харпер, – сказал он.

– Это Амелия Блэквуд, – раздался голос, бархатный и странно отстранённый. – Мы не знакомы, но вы, кажется, расследуете дело Изабель.

– И вы?

– Я знала её. И знала кое-что, чего вы, возможно, пока не знаете.

– Например?

– Что она боялась. Очень сильно. И не без причины.

– Встретимся?

– Да. Сегодня вечером. В старом кинотеатре на Вайн-стрит. Закрытый показ. Это будет… интересно.

– Почему там?

– Потому что страх начинается в темноте. И я хочу, чтобы вы это поняли.

Он положил трубку. Впервые за два дня в его груди возникло что-то большее, чем подозрение. Не предчувствие – предостережение.

И, возможно, искра.

Имя Амелии Блэквуд прозвучало, как реплика из фильма, который ещё не начался. Но в котором он уже играл главную роль.

Гримёрная Изабель Монро пахла табаком, пудрой и страхом. Как если бы сама комната пыталась что-то забыть – или скрыть. Стук каблуков по кафельному полу, крики ассистентов за стеной и отдалённый звон съёмочного оборудования сливались в неразборчивую какофонию. Но здесь, в этом небольшом помещении с зеркалами в рамах из ламп, всё было затянуто завесой напряжённого молчания.

Джек Харпер стоял у дверного проёма, прислушиваясь. Комната была пуста. И всё же – будто кто-то только что вышел. Он чувствовал это.

– Харпер, – произнёс позади голос. – Я думала, вы уже всё осмотрели.

Джек обернулся. Перед ним стояла женщина средних лет, в чёрной кофте и с серьёзным выражением лица. Лицо грубоватое, но с добрыми глазами.

– Виолетта Крейн? – уточнил он.

– Да. Главный визажист на площадке. С Изабель я работала почти ежедневно.

– Вы последний человек, кто видел её живой в этой комнате?

– Насколько мне известно – да.

Она переступила с ноги на ногу. Джек уловил, как её пальцы мнут край рукава. Нервно. Слишком нервно.

– Расскажите, – спокойно сказал он. – Последние минуты, что помните.

Виолетта кивнула, глубоко вдохнула.

– Это было около восьми вечера. Она пришла с площадки, слегка раздражённая. Ветер растрепал волосы, она злилась. Сказала, что сцена – ерунда, сценарий сырой. Просила срочно поправить причёску, потом макияж – чуть подправить под скулы. Я заметила, что она дрожит. Не от холода. От чего-то другого. Я спросила, всё ли в порядке. Она не ответила. Только смотрела в зеркало, как будто видела там не себя.