Такого рода размышления посетили Дюма, когда он и его спутники – Муане и Калино – ужинали в клубе у офицеров Кабардинского полка. Пир удался на славу, и Дюма договорился с тремя солдатами-охотниками ночью пойти в секрет, чтобы сражаться с чеченцами один на один, когда противников и с той и с другой стороны будет строго одинаковое число. Они пошли после полуночи, переходя вброд речушки, слушая казаков, идя по вражеской земле – Дюма, Муане, Калино и трое русских солдат.
На берегу реки Аксай они заметили чеченца, который вел в гору пленницу с ребенком. Солдат по фамилии Баженюк прыгнул в реку и вскоре вышел из воды с женщиной на плече и с отрезанной головой чеченца в руке.
– Братцы, водочки бы, – проговорил он без малейшего волнения, причем просил он «водочку» не для себя, а для женщины.
На другой день подполковник Коньяр – русский офицер, но чистокровный француз, – поехал вместе с Дюма и вскоре им встретился местный князь – Али-Султан, со свитой в шестьдесят всадников. Он пригласил путешественников к себе в гости, удивив тем, что в его ауле жили лучшие на Кавказе оружейники. После пира и прогулки по аулу Дюма выехал в недалекий Чир-Юрт, где стоял полк городских драгун, командиром которых был князь Дондуков-Корсаков.
Как раз в это время князь стал генералом и передал свой полк полковнику графу Ностицу, приехавшему в Чир-Юрт из Тифлиса.
Граф привез с собою множество живописных полотен и в том числе картину, на которой был изображен знаменитый Хаджи-Мурад. Дюма многое слышал об этом легендарном наибе Шамиля и при всяком удобном случае старался получить какой-нибудь сувенир, имеющий отношение к нему. Так, находясь в Чир-Юрте, Дюма получил из рук Дондукова-Корсакова и Ностица лоскут знамени Хаджи-Мурада, которое было с ним в последнем бою. В Тифлисе, через несколько недель после Чир-Юрта, Дюма получил от фельдмаршала князя Барятинского орден Хаджи-Мурада – звезду, которой наградил его Шамиль. Наконец, Дюма попросил Муане сделать рисунок с отрубленной головы Хаджи-Мурада, которая была помещена в банку со спиртом и отвезена из Закатал, где Хаджи-Мурада убили, в Тифлис, а оттуда – в Петербург. Там-то Муане и сделал этот рисунок для Дюма, разумеется, когда были они еще в Санкт-Петербурге.
После Чир-Юрта путешественники проехали Темир-Хан-Шуру и большую деревню Гелли, в которой бросилось им в глаза какое-то нервное возбуждение и изрядная сутолока. Оказалось, что жители деревни уже третьи сутки ждут нападения лезгин, которые, по слухам, должны были совершить набег на Гелли. Местный есаул Магомет-Иман Газальев тут же собрал две сотни своих милиционеров и быстро вышел навстречу злоумышленникам. Дюма и его спутники выехали в том же направлении, но вскоре им навстречу попался конный отряд Газальева, возвращавшийся с победой после уже произошедшей стычки с лезгинами.
Дюма увидел, как победители везут пять отрубленных голов и еще больше отрезанных ушей, вздетых на ногайки, а потом, проехав вперед, он увидел и поле боя, на котором лежали убитые. «Страшно было смотреть на раны, вызванные ударами кинжалов. Пуля проходит насквозь, или остается в теле, образуя рану, в которую можно просунуть только мизинец, – она посинеет вокруг – и только. Но кинжальные раны – это настоящая бойня: у некоторых были раскроены черепа, руки почти отделены от туловища, груди поражены так глубоко, что даже виднелись сердца.
